Рядом с ней, на столике, стоял канделябр на пять свечей. Тонкие свечи, стоящие повсюду, делали комнату светлой. Мягкие тени ложились на фрески. Они могли позволить себе восковые свечи: на их землях водилось много пчел. Свет ласкал ее словно Юпитер Данаю, ложился золотом на волосы, щеки и небольшую припухлость живота, извещавшую мир о том, что она снова ждет ребенка. В комнате было тепло, но, так как ей это нравилось, он зажигал еще и медник и клал туда сосновые шишки. Запах этот напоминал об ушедшем лете.
Кроме них, в комнате сидела Ровинда, с прялкой и веретеном. Апулей говаривал, что ручной труд приличествует патрициям, и приводил в пример Улисса, Цинцинната, не говоря уже о Спасителе, хотя сам в этом отношении был довольно неуклюж. Саломон пировал с друзьями. Нельзя же в его возрасте постоянно быть серьезным, однако юноша не злоупотреблял весельем. Слуг на этот вечер отпустили домой.
Лицо пожилой женщины выразило беспокойство. Она часто предавалась невеселым мыслям.
— Должен ли он стать солдатом? — тихо спросила она.
— Да он, может, станет торговцем или землевладельцем, — успокоила мать Верания.
Грациллонию не сиделось. Он стоял в нескольких шагах от них, чтобы им, глядя на него, не приходилось задирать голову. Сложив на груди руки, ответил: — Боюсь, в любом случае его надо будет научить пользоваться оружием.
— Ну а если он станет священником, то не надо, — заметила Ровинда. Голос ее был грустным. С тех пор как умер муж, она стала чрезвычайно набожной, словно хотела восполнить недостаточность своего религиозного образования и получить надежду на встречу с ним в Раю.
Ее высказывание уничтожило веселое настроение Грациллония, к тому моменту уже подорванное. В такой профессии нет, разумеется, ничего плохого… вот и Корентин человек хороший, и Мартин был, в своем роде, человеком замечательным. Были бы способности… можно и епископом стать, и даже папой, оставить след в истории, и все же его сын-первенец…
Верания заметила недовольство мужа и сказала, обратившись к матери:
— Нет, думаю, это не для Марка. Ведь он такой живчик. Может, следующий ребенок пойдет по этому пути.
— Хорошо бы, — сказала Ровинда.
— М-м… но, может, это будет девочка.
— Тоже хорошо, — подхватил Грациллоний. Он хотел сильных сыновей, но и парочка новых Вераний осветила бы ему жизнь. Жена бросила ему ласковый взгляд, и он ей ответил тем же.
Веретено Ровинды перестало кружиться. Она уставилась в темное окно.
— Прости меня, Господи, — пробормотала она. — Женщины такие слабые.
— Я бы так не сказала, — возразила Верания. — Каждый раз, когда рожаем, мы идем на бой.
Перед мысленным взором Грациллония встали его королевы и их дочери… Юлия, Нимета. Что пришлось пережить Нимете в ту страшную ночь?
— Нам не по силам держать оружие, и мы не можем стать священниками, — спорила Ровинда.
Грациллоний откашлялся:
— Наша дочка сможет выйти замуж за человека, который ее защитит.
Верания улыбнулась:
— Вот я, например, вышла.
Грациллоний смягчился:
— Во всяком случае, я пытаюсь.
Быстрая вспышка темперамента, который Верания обычно сдерживала, вышла наружу:
— Мы сохраним то, что принадлежит нам!
— Господь до сих пор был добр к нам, — сказала Ровинда, — но, с другой стороны, нам и есть что терять. Не надо гордиться. Все наши упования — на Небеса.
Грациллоний не мог этого так оставить.
— Вот поэтому здесь, на земле, нам необходима кавалерия.
Ровинда покачала седеющей головой:
— Лучше было бы нам ее и вовсе не иметь. |