— Я не стал бы на это рассчитывать, — Грациллоний проглотил комок в горле. — Армориканцы… но мы еще поговорим, — он овладел собой. — Сначала мы вас расселим. К сожалению, не могу пригласить вас к себе в дом. Жене моей скоро рожать. К тому же, лучше, если все вы будете вместе. Гостиница в Аквилоне тоже отпадает. Столько народу в ней не поместится. Давайте лучше я размещу вас в базилике Конфлюэнта. Она, правда, недостроена, но это крепкое здание. Спать будете на сене, есть там и две настоящие кровати. Как только устроитесь, поговорим.

— Похоже, у вас больше благоразумия, чем мне говорили, — сказал Энианн. — И это хороший признак.

Грациллоний больше не мог притворяться и сказал со смехом:

— Оставьте ваши надежды. Отныне я буду говорить вам одну правду.

Долгий летний день в Арморике подходил к концу. Жители Конфлюэнта занимались своей работой. Толпа же, собравшаяся возле базилики, была по преимуществу не местная. Там были йомены, арендаторы, лесники. Они стояли, или сидели на камнях, или бродили вокруг час за часом. Они потихоньку переговаривались друг с другом. Ели и пили то, что приносили им горожане. Иногда играли в дартс, или занимались борьбой, или слушали местных музыкантов. По мере того как горожане заканчивали свою работу, к ним присоединялись жители Конфлюэнта и Аквилона и при этом, казалось, отбирали у них терпение, бывшее до тех пор невозмутимым.

Совещание проходило в комнате, по-монашески строгой. Грациллоний использовал ее обычно для приватных встреч. Со стороны Грациллония в комнате присутствовали епископ Корентин и юный Саломон Верон. Со стороны британцев — Эниан. Кинан пришел только потому, что на этом настоял Грациллоний. Грациллоний с самого начала решительно отказался встретиться с Энианном один на один. В окно стали заползать сумерки.

Эниан выпрямился:

— Я привез с собой документы и указ, дабы вы могли с ними ознакомиться, но раз вы попросили, сначала прочту послание. В нем нет ничего сложного для восприятия. Требования императора просты и справедливы.

В лицо Саломона бросилась кровь.

— Просто чтобы мы приняли участие в его узурпации, — насмешливо сказал он.

Энианн и Кинан нахмурились.

— Молчи, сын мой, — сделал ему замечание Корентин.

Эниан слегка успокоился.

— Благодарю вас, ваше преподобие, — сказал он. — Послушание для вас, армориканцев, к вашей же выгоде. Всем вам следует пойти в церковь и вознести хвалу Господу. Вы получите прощение за все прежние прегрешения и прославите свою страну. Константин везде одерживает победу. Когда я выезжал из Турона, чтобы ехать к вам, он в это время со своими основными силами направлялся в Лемовик. Местный гарнизон еще до прибытия туда императора снял правительство Гонория и ожидает Константина, чтобы принести ему присягу на верность.

Корентин покачал головой, как старый вол. Блеснула выбритая макушка.

— Мы уже видели, как пришел и ушел Максим, — вздохнул он, — а до него — Магнеций, и еще Бог один знает, что будет с этим императором. Не очень-то я во все это верю. Он позволяет брату идти войной на брата.

— Это не так! — воскликнул Энианн. — Один человек может спасти Рим.

— И ради этого он убрал последние легионы из Британии, — вмешался в разговор Грациллоний. Слова эти вырвались из его рта как рвота, и ощущение от них было такое же горькое. — Ради этого он оставил свою родину, и вашу, и мою голой и беззащитной на милость волков.

— Легионы вернутся, удвоив свою силу, — поклялся Энианн.

— Сомневаюсь. Двадцатому не суждено было вернуться.