Вот тут рыжая залилась звонким, озорным смехом на весь лес. Не поймешь этих женщин: то, что я сорочье перо добыл, им не смешно, а то, что я себе чуть голову не пробил, это весело. Ну ее, я лучше рябину с дерева на полном ходу посрываю.

    Через десять минут я уничтожил всю рябину вокруг и научился прыгать всеми четырьмя лапами, то есть практически вертикально. Красота! Не знаю, зачем мне это, но главное - весело. Я пытался с разбегу перепрыгнуть через боярышню, но она почему-то была против. Не понимаю, чего тут страшного? Я же аккуратненько, можно сказать деликатно. Прыг, и готово. С ее мелким ростом даже нагибаться не понадобится…

    Тут я вырвал из рук моей временной хозяйки сплетенный ею венок и, ловко подбросив его вверх, водрузил на свою очаровательную лохматую голову. На этот раз Селистена смеялась еще громче, первый раз наши эмоции совпали - мне тоже показался бы смешным огромный черный волкодав ростом с небольшого теленка с венком из полевых ромашек на наглой, но симпатичной морде.

    Я долго приглашал хохотушку побегать, но она, видимо, блюла боярскую честь и постоянно отнекивалась. Ну это ты брось, я играть хочу, а ты тут со своими дурацкими комплексами! Это дело поправимое. Я выбрал место почище (для женщин это почему-то важно) и, осторожно поставив свои «маленькие» лапки на хрупкие угловатые плечи боярышни, отправил ее покататься по травушке-муравушке.

    К моему великому удивлению, вместо раздраженного крика я опять услышал заливистый смех Селистены, сбросив мягкие туфельки, она босиком бросилась за мной вдогонку. Вот это другое дело - я давно предлагал побегать вместе.

    Мы носились по поляне друг за дружкой - она со смехом, я с лаем. Время от времени позволял себя догнать (маленьким надо уступать), мелкая висла на мне, я немного пробегал с всадницей и падал в траву. Дальше начиналась борьба в траве не на жизнь, а на смех. Я, конечно, был очень осторожен, чтобы не покалечить хрупкое создание, но пару раз, все-таки немного не рассчитав движение, отправлял соперника кубарем в траву. Она терла ушибленные коленки и с жутким визгом (и как это у женщин получается столь отвратительный звук?) бросалась на меня. Надо признать, она меня порадовала и несколько удивила. От противной грымзы, которую я встретил на базаре, осталась маленькая, шебутная рыжая девчонка. Совершенно нормальная и непоседливая.

    Такой Селистена мне нравилась, конечно, больше. Каюсь, в порыве я даже лизнул ее в раскрасневшуюся щеку и, сам того не ожидая, очень смутился. Мое смущение в собачьем исполнении она восприняла по-своему:

    -  Устал, Шарик, устал, лохматый! Ну ладно, пойдем потихоньку к дому, давно уж гуляем.

    Я хотел гавкнуть, что, мол, требую продолжения, но передумал. До дома еще далеко, а аппетит я себе уже нагулял. Домой так домой, я сегодня послушный.

    Хохотушка нашла свои туфельки, привела в порядок одежду и, сбросив с лица озорную улыбку, снова превратилась в боярскую дочку. Такая метаморфоза мне была совсем не по нутру, но если ей нравится быть сушеной грымзой, то тут я бессилен.

    Минут через пятнадцать мы выбрались из леса и по неширокой тропинке направились к городу. Я быстро сбегал к речке и вдоволь напился чистой, прохладной воды. Селистена посмотрела на меня с явной завистью, но моему примеру не последовала. Ох уж мне эти условности - тебе же хуже.

    Продолжая носиться кругами вокруг временной хозяйки, я вдруг ощутил сильное желание, как бы это поделикатнее выразиться, отправить малые физиологические потребности.