Вместо всех этих рюшек, малиновых сюртуков, странных очков в толстой пластмассовой оправе и с розовыми стеклами, щедрого жабо – живые, лукавые глаза исключительно умного и тонкого человека, коричневый свитер грубой вязки, который всякий назвал бы хемингуэевским, прекрасная пластика, умеренная галантность и природная приветливость. «Это вы?!» – я была встречена вопросом-комплиментом. «А то!», – подумала я, уже и сама не веря в факт этой встречи. Мысленно я представила восторженные глаза прелестницы, к которой испытывал особую нежность мой сын и которая была уверена в том, что Александр Васильев живет в шикарном дворце на берегу Сены, а по вечерам, когда высокие освещенные окна отражаются в спокойных водах, прогуливается в трагических раздумьях среди многочисленных манекенов, одетых… в бог знает что. (Когда он звонил, пожаловался: «Никто меня не узнает! Для того, чтобы тебя узнавали, нужно носиться по городу в длинном золотом шарфе и менять кабриолеты на каждом перекрестке»).

Несмотря на мою природную недоверчивость и скептицизм, я и сейчас скажу: я никогда не встречала человека, который бы с таким искренним воодушевлением, эстетической бережностью, неподдельной любовью, снисходительностью и терпением относился к русским дамам в Париже (красоте в изгнании). Мне и сейчас трудно представить себе другого человека, столь виртуозного и пластичного, который бы смог такой материал собрать и так его подать. Этим я была обескуражена гораздо больше, чем предметами старины, заполнившими доверху квартиру моего собеседника.

Интервью я привожу так, как оно оказалось записано на пленке. Мне кажется, в нем сохранена интонация, слог автора. Я прослушивала его не один раз на разных этапах проведения исследования, оно было точкой отсчета и началом трассирующей дуги, проходящей через всю эту тему – женщины на перепутье судьбы, эмиграция во Францию как дальний предел женских чаяний.

Интервью с известным историком моды Александром Васильевым о специфике работы в русской эмиграции. Париж, 17 ноября 1998 года

А.В.: В России есть один исследователь, не важно, кто. Он приезжает в Париж для того, чтобы написать историю артистической жизни в эмиграции. Для этого он взял, видимо, в библиотеках все газеты, которые были написаны на русском языке. Он по-французски не читает. Это уже минус. Как только у человека есть только один или два языка, все остальные отпадают.

И он прочитал их все от корки до корки и выписал или отксерокопировал все статьи, связанные с работой русских певцов, балерин, артистов и т. д. И он сделал очень важную работу и составил алфавитные списки персоналий. Но только он никогда не видел их вблизи, этих артистов.

О.М.: Почему, они ведь живы?

А.В.: Да, но они не лежат на полках. Их нужно разыскивать, идти на личный контакт. А это всегда очень трудно. Не все люди готовы идти на личный контакт. Потому что они думают, что они будут: «а» – плохо выглядеть, не уверены в своем внешнем виде. Например, вы выглядите хорошо, я хочу сделать вам комплимент, вы можете быть уверены в своем внешнем виде. А есть люди, которые боятся показаться на публике. По телефону или письмо написать они могут.

О.М.: Да, такая проблема есть…

А.В.: Очень важная! Далее, «б», они не всегда коммуникабельны и не всегда обязательны.