Она внимательно смотрела ему в лицо, пытаясь найти нужные слова. Но не для того, чтобы объяснить свои чувства. Федре казалось, что она никогда не сможет выразить правильно то, что она чувствовала. Ей хотелось просто успокоить Тристана и подбодрить его. Она должна была сделать так, чтобы он сам захотел оставить ее и пойти другой дорогой — дорогой богатой и счастливой жизни, в которой нет места для несчастной, бесплодной жены, неспособной подарить ему наследника.

Но Тристан не стал дожидаться ее ответа, он просто наклонился к ней и стал ее целовать. С жадностью, с каким-то исступлением. Он целовал ее так, как ни одну женщину прежде. И Федра знала это. «Да» было готово сорваться с ее губ. Он обнимал ее так, что Федре хотелось немедленно расплакаться. Она отчаянно хотела его.

Он взял ее за волосы, слегка потянул назад, его рот продолжал ласкать ее губы до тех пор, пока Федра не стала со страстью отвечать ему. Он целовал ее, уже не соблюдая никаких приличий, без всякой оглядки на манеры, без претензий на нежность. Его уже начавшая пробиваться щетина больно колола ей кожу.

Она хотела его. И это ее желание было не просто физическим, не только вожделением. Ей хотелось стать частью его, сделаться с ним единым существом, раствориться в нем. И Тристан хорошо понимал это. Федра позволила этой буре увлечь ее, она позволила ему пробудить в ней яростное, страстное желание, от которого кружилась голова, путались мысли. Он прижимался к ней, и она ощущала дрожь в его теле. Внизу ее живота появилась приятная ноющая боль.

Наконец Тристан оторвался от ее губ и посмотрел ей в лицо своими магнетическими глазами. Федра содрогнулась от этого взгляда.

— Разве ты не видишь, Федра, — тихо проговорил он, — что я очень хорошо понимаю, чего я хочу?

Она отвернулась в сторону, не зная, что ответить ему. Она не доверяла и своим собственным чувствам. Тристан слегка тряхнул ее за плечо.

— Неужели ты думаешь, Фе, что меня заботит мой титул? В этом я вижу лишь одно преимущество — твоему брату будет значительно сложнее отказать мне.

Она покачала головой. Федра боялась показать ему, как отчаянно ей хотелось броситься к нему, обнять его и прижаться к его груди.

— Нет, Тристан, из этого ничего не выйдет, — прошептала она, чувствуя, что по ее щекам заструились слезы. — Не выйдет…

— Федра… — Он взял пальцами ее за подбородок и заставил посмотреть ему в лицо. — Федра, ты любишь меня?

— О! — мягко проговорила она. — О, пожалуйста, Тристан, не заставляй меня отвечать на этот вопрос.

— Фе, это потому, что у тебя не может быть детей? — прошептал он. — Но ты ведь не можешь знать этого наверняка. А чудеса иногда случаются. Я буду любить тебя независимо от того, сможешь ли ты родить мне ребенка или нет.

— Поверь мне, ты захочешь иметь детей, — тихо сказала она. — И если ты действительно меня любишь, Тристан, не дави на меня, не подталкивай меня к тому, о чем мы оба пожалеем.

— Ты просто не хочешь меня! — задыхаясь, воскликнул он, его лицо побледнело. — Да, Фе? В этом дело? А может, дело в том, что моя кровь не слишком благородна для Нортемптонов? Испанцам и цыганам нет места на развесистом генеалогическом древе семьи Нортемптон! Да? Все, что ты чувствовала ко мне, — это лишь похоть, и ничего более? О, я привык к этому! Ну же, скажи мне это, чтобы я по крайней мере…

Она прижала пальцы к его губам.

— Не говори так, — сказала она, чувствуя, как усиливается дрожь в ее руке.