– Я умею обращаться с людьми вроде Бодли.

– Нет, глупая, не умеешь. Этот Бодли – не один из твоих испорченных, праздных аристократов. Он ведет жизнь, о которой ты ничего не знаешь, и молю Бога, чтоб никогда не узнала. Ты не можешь понять законы его мира. Это мир содержательниц публичных домов, сутенеров, мир детской проституции. Они убьют, не моргнув глазом даже ребенка, и спокойно пойдут дальше. Ты не понимаешь всей опасности.

– Да? – Сидони подняла брови. – А ты понимаешь?

– Не забывай, я с четырнадцати лет живу самостоятельно.

– В мире сутенеров и тому подобное? – настойчиво спросила она.

– Да, примерно так, – сердито процедил брат.

– Тебе незачем было жить самостоятельно, Джордж. Ты мог вернуться домой. К матери, ко мне. Ведь жизнь с нами была бы наверняка лучше твоей прежней?

Джордж молчал. И его молчание испугало Сидони, она даже подумала, что непоправимо испортила отношения с братом.

– Полагаю, да, – наконец сказал он. – Мне следовало бы вернуться домой, Сид. Но я был молод и горд. Ненавидел отца. Ненавидел его визиты. Его ложь и все, что он сделал нам. Всем нам, включая мать. Господи, ее было так легко уговорить лестью. Она была так управляема.

– Так безрассудна, – тихо добавила Сидони.

– Да. И это тоже.

– Джордж, а ты знал… людей вроде Бодли?

– Я научился их сторониться, – мрачно ответил брат. – И, делая это, научился жестокости, единственному способу выжить на улицах, Сид.

– Однажды мама сказала, – чуть слышно прошептала она, – что ты продал себя, Джордж. Богатым людям. И еще сказала, что ты сделал это намеренно. Чтобы опозорить своего отца.

– Что бы я ни сделал, я делал то, к чему вынуждала меня жизнь, – процедил Кембл. – И, ей-богу, я поменял имя. Взял первое, которое пришло в голову, и на десятилетия перестал быть Жоржем Буше. И я сделал то, чего никогда в жизни не делали ни мать, ни отец. Я всего добился собственным умом, своей настойчивостью, в поте лица своего.

– Джордж, – прошептала Сидони, протягивая к нему руку. – Я никогда тебя не стыдилась.

Брат, видимо, не слышал ее.

– Да, возможно, я был вором и преступником, но я работал, прокладывая себе дорогу в жизни, моя дорогая. Кто-то может сказать, что я был Жигало. А мне плевать. Изящество и вкус я перенял у людей, которые лучше всех одевались в городе. Став владельцем магазина, я разбогател через три года. И все это потому, что никогда не забывал уроков, полученных на улице… от людей вроде Бодли. Нет, Сид, я не буду таким, как отец. Не буду герцогом Гравенелем. Но кем бы я ни был, я добился всего сам. Я не ждал, что мне дарует это моя голубая кровь. И как бы люди ни называли меня за моей спиной, они не посмеют сказать мне это в лицо.

– Никто себе этого не позволит, Джордж, – прошептала Сидони, чувствуя подступающие слезы. – Да никто и не захочет.

Брат горько засмеялся.

– Девеллин хочет, – сказал он. – Я видел это в Ковент-Гардене по его глазам.

– Ты сам подстрекал его.

– Что бы у тебя ни было с ним, Сид, ты должна это прекратить. Он негодяй, я знаю, но мы не желаем ему зла.

– О чем ты говоришь? – вызывающе спросила она. – Какие у меня с ним, по-твоему, дела?

Брат пожал плечами.

– Какие бы ни были, это безумие. Ты не изменишь этот мир, дорогая. И не переделаешь этих людей. Все бесполезно.

Его тон возмутил Сидони.

– Как ты смеешь говорить, что моя работа бесполезна! Я помогаю обманутым женщинам.