Она взирала на него с обычной суровостью, явно успокоенная тем, что он молчит.

— Я знаю, вы в этом не виноваты — это ваш отец промотал денежки, да? Я слышала, как дамы в высшем обществе толковали: мол, хорошо, что он умер до того, как растратил все ваше состояние. Но на самом-то деле он сначала довел вашу семью до нищеты, а потом уже сломал себе шею, и с тех пор вы с вашей матушкой делаете вид, будто ничего не случилось. — Ее голос зазвучал мягче. — Это можно сравнить с подвигом Геракла, но вы проделали все блестяще — я уверена, что никто ничего не понял. И конечно, я догадалась, зачем вы это делаете: не только ради Эмили и Энн, но и ради Порции и Пенелопы — пристроить их, если станет известно, что они нищие, будет невероятно трудно.

Она на мгновение задумалась и продолжила:

— Итак, второй пункт: вам необходимо, чтобы вы и ваша семья по-прежнему принадлежали к высшему обществу, но у вас нет средств, чтобы вести роскошный образ жизни. Вы несколько лет находились на грани банкротства. Что приводит меня к третьему пункту — к вам.

Она вперила в него взгляд.

— Судя по всему, вы не рассматриваете женитьбу как способ поправить свои денежные дела. Полагаю, вы не хотите обременять себя женой, у которой могут оказаться большие запросы, не говоря уж о том, чтобы в принципе обременять себя женой и связанными с ней обязательствами. Это и есть причина, по которой я хотела поговорить с вами наедине.

Собравшись с духом, она еще выше вздернула подбородок.

— Мне кажется, что мы — вы и я — могли бы достичь взаимовыгодного соглашения. Я получу значительное приданое — более чем достаточное, чтобы восстановить семейное состояние Эшфордов, по крайней мере его хватит на жизнь. Мы знаем друг друга целую вечность и, я уверена, могли бы быстро притереться друг к другу. К тому же я прекрасно знаю вашу семью, и они знают меня, и…

— Вы предлагаете нам пожениться?

Судя по его тону, он был потрясен, и она сердито посмотрела на него.

— Да! И прежде чем вы скажете, что это чушь и бессмыслица, подумайте. Я не жду…

Он не стал слушать, чего она не ждет. Он смотрел на нее в полумраке. Губы ее продолжали шевелиться, вероятно, она что-то говорила. Он пытался слушать, но ум его отказывался воспринимать ее слова. Он застыл, застигнутый врасплох этим невероятным, невозможным фактом.

Она предлагает ему стать его женой.

Если бы упали небеса, он не был бы так поражен. Не ее предложением — своей реакцией.

Он хотел жениться на ней, хотел взять ее в жены.

Минуту назад он и не помышлял об этом. Десять минут назад он презрительно посмеялся бы над этим. Теперь же он просто знал — это была абсолютная, непоколебимая, пугающая своей мощью правда. Странное чувство охватило его, разбудив силы, которые он всегда старательно скрывал за элегантной внешностью.

Он снова сосредоточился и разрешил себе посмотреть на нее — только сейчас он понял, что до сих пор не делал этого. Раньше она была раздражающей помехой, эта женщина, к которой его влекло телесно, но к которой он, учитывая его всегдашнее безденежье, не мог приблизиться даже в мечтах. Он сознательно запретил себе думать о ней, о единственной женщине, к которой, как он понимал, никогда не сможет прикоснуться. Это совершенно невозможно, тем более невозможно, что их семьи связывает дружба.

— …и вовсе не нужно воображать…

Золотые локоны, губы, как бутон розы, гибкое, чувственное тело греческой богини. Синие, как васильки, глаза, темные брови и ресницы, кожа, как самые густые сливки. Он не видел ее в темноте, но память хранила ее облик. И напомнила ему, что за этим женственным изяществом скрываются быстрый ум и сердце, которое никогда не ошибается.

И несгибаемая стальная воля.