– Только не пляши перед самым окном! – весело отбиваясь от его сумасшедших объятий, проговорил Рикар. – Как бы тебя опять не заметил этот соглядатай. Больше, кажется, в доме напротив никого нет: то ли на ярмарке, то ли Бог их знает, где. И счастье: из под двери то нашей крыши не видно, а из окон этого дома – вполне.

– Ты спас меня, Огюст! Ты меня спас! Боже, Боже, я тебе обязан навеки, Огюст, навеки! Ах, Огюст… Но это какая то чертовщина… Откуда ты узнал об этом люке?

– Я о нем не знал, – покачал головой Рикар.

Глаза Антуана округлились.

– Но…

– Ты же помнишь: меня мучила эта лестница… Я не мог понять, для чего она там, на крыше… И вот, когда мы с тобой оказались в ловушке, вдруг сообразил. Жил здесь, должно быть, сто лет назад какой нибудь ростовщик или ювелир, боялся ежечасно, что его ограбят или зарежут. Ну и придумал эти люк и лестницу. А едва я это понял, остальное было уже просто: я мысленно нарисовал разрез дома, рассчитал, от какого места начинается лестница, ну и высчитал, за каким квадратом потолка спрятан люк.

– Ты – гений! – закричал Модюи.

– Ага, признаешь! – Огюст расхохотался.

– Признаю! Признаю и скажу это кому угодно! Мой отец, поверь, устроит тебе нужные знакомства, а я…

– Знакомства я сам себе устрою, – Рикар озорно подмигнул товарищу. – Мне теперь есть, что показать, хоть самому Шарлю Персье . Ну а ты, надеюсь, и так был мне другом.

– Да, Огюст, но теперь скажи только слово, и я отдам тебе свою жизнь.

– Мне она не понадобится, Антуан, мне хватит и своей… Надеюсь… Что теперь ты будешь делать?

Модюи вздохнул.

– С наступлением темноты выберусь из города и отправлюсь в Булонь, к родственнику отца. Покуда отец не купит в очередной раз благосклонности префекта, мне придется остаться там. Но потом… О, потом я во всем тебе помогу, можешь не сомневаться. И с заказами и с деньгами. Уж теперь то отец для тебя раскошелится.

Огюст опять засмеялся, на этот раз печально.

– Моя благосклонность будет стоить дешевле, франков пятьсот я, возможно, и возьму у него в долг. Ах, Антуан, как противно быть бедным… Тебе этого не понять… Впрочем, я обязательно разбогатею.

– С таким то талантом! Я не сомневаюсь! Конечно!

Антуан готов был сейчас согласиться с любыми словами своего друга. Он все еще находился в состоянии, близком к истерике, но то была уже буйная истерика спасенного, истерика ликования, и Огюст, недавно испытавший страх смерти, понимал это состояние…

– Послушай, Антуан! – прервал юноша бурные речи товарища. – Окажи ка мне одну услугу уже сейчас. Да и себе заодно. К вечеру вернутся мои хозяева, и тебе до темноты придется прятаться за шкафом – мадам Леду может войти и без стука… Потом уйдешь опять через крышу. Ну а пока надо подкрепиться. Спустись вниз, зайди на кухню и отыщи там большую корзину с бутылками.

– С бутылками?

– Ну да. Я видел их утром, когда хозяева уходили, и я за ними запирал. По моему, великолепное бургундское.

Модюи прищелкнул языком.

– Отлично! А что скажет хозяин?

– Что? – поднял брови Рикар. – Да проклянет и назовет последними словами жандармов. Это ведь они посшибали отовсюду замки и все перевернули в его доме. Ну, вот, стало быть, и бутылку прихватили.

– О, конечно! Негодяи! А, может быть, две? Их все же было пятеро…

Рикар слегка покраснел, но тут же кивнул.

– Да, пожалуй, скорее две. Ну, и, наверное, полголовки сыра, что лежит на полке, они тоже могли взять. И отрезать кусочек ветчины от здоровенного окорока… А вот есть ли там хлеб, не помню.