я спрашивал: каков должен быть сейчас лозунг, боевой клич партии? Ответ очень прост. Он заключается в одном слове — действие, но действие объединенное, общеевропейское, непрестанное, последовательное, смелое.
Вы можете добиться свободы, лишь добившись сознания свободы, а это сознание вы можете завоевать только действием. Вы держите свою судьбу в своих собственных руках. Мир ждет вас. Почин может быть сделан повсюду, где народ намеревается восстать, готовый бороться и, если нужно, умереть ради всеобщего спасения, где он начертает на своих знаменах слова: бог, народ, справедливость, истина, добродетель. Восстаньте во имя всеобщего блага, и все пойдут за вами. Необходимо, чтобы вся партия отдала себе в этом отчет. Каждый волен искать решения там, где, как ему кажется, он увидел проблеск истины, но пусть он не отстаивает свой личный путь, пусть он не дезертирует из великой армии будущего… Мы — не демократия, мы только ее авангард. Наша задача лишь расчистить ей путь. Все, чего мы хотим, — это единства замысла, общности усилий… Со времени этого призыва прошло шесть лет, а дело обстоит все так же. Силы партии численно возросли, а единство партии еще не достигнуто. Несколько небольших организованных групп своей неисчерпаемой жизнеспособностью и тем ужасом, который они вселяют в сердце врага, доказывают силу единения; большинство же партии по-прежнему остается дезорганизованным, изолированным и, следовательно, бездейственным и бессильным. Кучки преданных делу людей, которые не выносят позорного бездействия, сражаются то тут, то там в качестве tirailleurs [вольных стрелков. Ред.] на всех участках фронта, каждый на свой собственный страх и риск, только за свою собственную родину, без понимания общей цели; слишком слабые, чтобы победить где бы то ни было, они заявляют протест и гибнут. Основная часть армии не может прийти им на помощь; у нее нет ни плана, ни средств, ни вождей… Был момент, когда союз правительств распался. Крымская война предоставляла угнетенным народам благоприятную возможность, которую им следовало бы использовать немедленно; из-за отсутствия организации они упустили эту возможность. Мы видели, как истинные революционеры связывали освобождение своих стран с предполагаемыми планами какого-нибудь одного человека, для которого вмешательство в дела нации и призыв к восстанию означают верную гибель. Мы видели, как поляки, забыв Собеского и историческую миссию, которую Польша выполнила в христианской Европе, шли на службу Турции в роли казаков. Были народы, как, например, румыны, вообразившие, что они могут достигнуть единства с помощью дипломатии, как будто когда-нибудь в мировой истории хоть одна нация возникла иначе, как в результате борьбы своих сынов. Другие, как, например, итальянцы, решили ждать до тех пор, пока в борьбу не втянется Австрия, как будто Австрия может занять какую-либо иную позицию, кроме позиции вооруженного нейтралитета. Одна Греция ринулась в бой; но она не поняла, что при наличии союза правительств никакое греческое национальное движение невозможно, если не произойдет революция, которая расколола бы эти силы, и если эллинский элемент не объединится со славянско-румынским элементом, что могло бы сделать восстание закономерным. Нигде так ярко не сказалось отсутствие организации и планов, в чем я вижу корень зла. Отсюда и гнетущее уныние, порой распространяющееся в наших рядах. Что может сделать для разрешения вопроса, касающегося всей Европы, отдельный человек, одинокий, изолированный, почти или совсем без средств? Такая задача под силу только объединению… В 1848 г. мы восстали в десятках мест во имя всего великого и святого. Свобода, солидарность, народ, союз, родина, Европа — все принадлежало нам. Позднее, обманутые, поддавшись каким-то подлым и преступным чарам, мы позволили этим движениям
приобрести местный характер… Мы, свергнувшие Луи-Филиппа, повторили кощунственную фразу, которая резюмирует его царствование: «Chacun pour soi, chacun chez soi» [ «Каждый для себя, каждый у себя». |