|
Прежде, когда деспотические правительства за границей позволяли себе такие выходки по отношению к своим подданным, английские ежедневные и еженедельные печатные органы подымали действительно большой шум. Но здесь подвергается гонениям партия рабочих, которая этим именем гордится, и вот пресса, представляющая «общество», «высший свет», замалчивает факты и, судя по упорству своего молчания, по-видимому даже одобряет их. В самом деле, какое дело рабочим до политики? Пусть они предоставят это дело «вышестоящим». А затем есть еще и другая причина молчания английской прессы: очень трудно нападать на исключительные законы Бисмарка и на тот способ, которым он их применяет, защищая в то же время применение исключительных мер в Ирландии г-ном Форстером. Это очень щекотливый пункт, и лучше его не затрагивать. Вряд ли можно ожидать от буржуазной печати, чтобы она сама указывала на то, как сильно пал моральный престиж Англии в Европе и в Америке благодаря действиям нынешнего правительства в Ирландии.
Общие выборы каждый раз приносили германской рабочей партии быстро возрастающее число голосов; на предпоследних выборах она получила 500000, а на последних — за ее кандидатов подано было более 600000 голосов. Берлин выбрал двух депутатов; Эльберфельд-Бармен — одного; Бреславль, Дрезден — по одному; было завоевано десять мест, и это несмотря на то, что правительство заключило союз со всеми либеральными, консервативными и католическими партиями, несмотря на шум, вызванный двумя покушениями на жизнь императора, ответственность за которые все остальные партии единодушно возложили на рабочую партию. Тогда Бисмарку удалось провести закон, в силу которого социал-демократия была объявлена вне закона. Рабочие газеты, числом более пятидесяти, были запрещены, рабочие общества и клубы были закрыты, их денежные средства конфискованы, их собрания разгонялись полицией, и в довершение всего был издан закон, по которому целые города и округа могли быть «объявлены на чрезвычайном положении» точно так же, как в Ирландии. Но Бисмарк проделал в Германии такие вещи, на которые никогда не отваживались даже при английских исключительных законах в Ирландии. В каждом округе, «объявленном на чрезвычайном положении», полиция получала право высылать любого человека, которого она имела «основание подозревать» в социалистической пропаганде. Берлин был, конечно, сразу объявлен на чрезвычайном положении, и сотни (а с их семьями — тысячи) людей были высланы. Ибо прусская полиция всегда высылает людей с семьями; молодых неженатых людей обычно не трогают; для них высылка не была бы тяжелым наказанием, а для отцов семейств она в большинстве случаев означает продолжительную нищету, если не полное разорение. Затем Гамбург избрал рабочего в члены парламента, и город был немедленно объявлен на чрезвычайном положении. Первая партия высланных из Гамбурга составляла около ста человек, а вместе с семьями — еще сверх того более трехсот человек. Рабочая партия в два дня собрала средства, покрывшие их путевые и другие неотложные расходы. Затем объявлен был на чрезвычайном положении и Лейпциг, причем исключительно под тем предлогом, что иначе правительство не может сокрушить партийную организацию. В первый же день было выслано тридцать три человека, преимущественно женатых людей с семьями. Список возглавляли три члена германского парламента; быть может, г-н Диллон пошлет им поздравительное письмо, так как все они оказались все же не в столь плохом положении, как он. Но это еще не все. Раз уж рабочая партия объявлена по всем правилам вне закона, раз уж она лишена всех тех политических нрав, которыми, как полагают, имеют счастье пользоваться остальные немцы, то с отдельными членами этой партии полиция может делать все, что ей угодно. Их жены и дочери, под предлогом обыска для обнаружения запрещенных изданий, подвергаются самому непристойному и грубому обращению. Их самих арестовывают, когда заблагорассудится полиции, разбор их дела откладывается с недели на неделю, и выпускают их, лишь продержав несколько месяцев в тюрьме. |
