Все, казалось, обстояло великолепно. Но должно было случиться иначе.
Главнокомандующим римскими войсками в Германии был назначен Квинтилий Вар. Это был римлянин эпохи начинающегося упадка, флегматичный и беспечный, склонный почивать на лаврах своих предшественников, а еще более склонный воспользоваться этими лаврами в своих интересах.
«Что он отнюдь не был бессребреником, свидетельствовала Сирия, которой он управлял: бедняком пришел он в богатую страну и богачом ушел из бедной страны» (Веллей).
У него вообще был «мягкий характер», но этот человек с «мягким характером» должен был прийти в ярость от досады, когда его перевели в страну, где вымогательство становилось делом очень затруднительным, потому что там почти нечего было взять. Однако Вар попробовал заняться этим и притом таким способом, который уже давно практиковался римскими проконсулами и пропреторами. Прежде всего предстояло в кратчайший срок перевести занятую часть Германии на положение римской провинции, заменить местную политическую власть, до сих пор сохранявшуюся при военном господстве, римской властью, превратив таким путем страну в источник доходов как для фиска, так и для проконсула. Вар попытался поэтому «с большой быстротой и натиском преобразовать германцев»; он «отдавал им приказы, как рабам, и требовал от них денежных платежей, как от подданных» (Дион). Но главным, давно испытанным орудием угнетения и вымогательства, которое он пустил здесь в ход, была верховная судебная власть наместников римских провинций; эту власть он присвоил себе здесь и, пользуясь ею, хотел навязать германцам римское право.
К сожалению, Вар опередил историю своей цивилизаторской миссией почти на полтора тысячелетия, ибо приблизительно столько времени прошло, пока Германия созрела для «рецепции римского права». В самом деле, римское право с его классическим расчленением отношений частной собственности должно было показаться просто абсурдным германцам, у которых развившаяся лишь в незначительной степени частная собственность осуществлялась только на основе общинной собственности на землю. Точно так же и торжественная обстановка римского судебного процесса с отводами и постоянными отсрочками должна была показаться германцам, привыкшим по обычаю предков в какие-нибудь несколько часов самостоятельно творить суд и расправу в открытом народном суде, лишь способом, при помощи которого им отказывали в каком бы то ни было правосудии, а окружавшая проконсула толпа стряпчих и крючкотворов — тем, чем они и были в действительности, т. е. настоящими разбойниками. И вот германцы должны были отказаться от своего свободного суда, где товарищ судил товарища, и подчиняться безапелляционному приговору одного человека, который вел дело на чужом языке, на основе в лучшем случае чуждого им и к тому же совершенно неприменимого права, да еще сам был заинтересованной стороной. Свободный германец, которого, по Тациту, только жрец имел право ударить в редких случаях, который подвергался смертной казни лишь за измену своему племени, а в остальных случаях мог штрафом (вергельдом) искупить всякий ущерб, даже убийство, который к тому же привык сам приводить в исполнение кровную месть за себя и за своих родных, — должен был теперь ложиться под розги и секиру ликтора. И все это только для того, чтобы создать условия для высасывания соков из страны посредством податей в пользу фиска, вымогательства и взяток в пользу проконсула и его подручных.
Но Вар просчитался. Германцы не были сирийцами. Своей насильно навязываемой римской цивилизацией он произвел впечатление на них только в одном отношении. Он лишь показал соседним племенам, состоявшим в вынужденном союзе с Римом, какое невыносимое иго угрожало им, и вызвал среди них своими насилиями такое единство, которого они до тех пор никогда не могли добиться.
Вар стоял с тремя легионами в Германии, Аспрен с двумя другими — на Нижнем Рейне, всего в пяти-шести переходах от центрального пункта позиции — Алезии. |