– Что? – не поняла Таня. С каждой секундой ее чувство превосходства таяло, как мороженое на солнце.

– Работать будете на меня?

– Смотря что вы вкладываете в это слово.

– А вам не все равно? – Игорь Лукич засмеялся. – Не бойтесь, на вашу честь я не посягну. Работать – это работать. В вашем случае – это складывать буквы в слова, а слова в предложения. Петька говорил, что вы это здорово делаете. Или врал по привычке? – снова засмеялся он.

Тане стало неприятно. И оттого, что он называл ее шефа Петькой, и оттого, что они обсуждали за ее спиной ее достоинства, пусть и профессиональные. А может, и не только профессиональные?

– Я не знаю за Петром Симоновичем привычки врать. Это первое. А второе – я соглашусь на ваше предложение только после того, когда вы четко и ясно поставите задачу, – холодно ответила Таня.

– Молодец! Зубастая! Такая мне и нужна. Короче, я все понял, я тебя беру. Приходи ко мне в офис завтра после восьми…

– Вечера?

– А вот перебивать меня не надо. – Игорь Лукич выдержал паузу. – После восьми вечера. Адрес у Петьки узнай, мне некогда диктовать. Пока, – и он повесил трубку.

Таня была в бешенстве. Что значит – он ее «берет»? Она, кажется, согласия ему не давала. И почему на «ты»? С какой стати? Она что, девочка по вызову? Хотя даже девочкам по вызову адрес диктуют. А тут ему, видишь ли, некогда. На Петьку, тьфу ты, на Петра Симоновича стрелки перевел. Наглый, самоуверенный, зарвавшийся хам, нувориш несчастный. Проучить бы такого! Как сладко было бы перезвонить и сказать только одно слово: «нет». Еще лучше прийти к нему в офис и сказать это ему в лицо. Тягуче, с оттяжкой, эдакое «не-е-ет», как в кино, когда предлагают любовь за деньги. Или встретить его на экономическом форуме в Давосе, где она будет освещать слет деловых сливок общества, и гордо пройти мимо под ручку с Чубайсом. Или…

Таня горько усмехнулась. Как говорила ее мама: «Мечты, мечты, где ваша сладость? Мечты ушли, осталась гадость». Ничего этого не будет. Ни Давоса, ни Чубайса, вообще ничего. А если она сейчас откажется, то и новых трусов не будет.

Таня специально сгущала краски, рисуя денежную катастрофу. Конечно, трусы она могла себе позволить. Но ей хотелось убедить себя в том, что из-за материальных затруднений у нее нет другого выхода, что она вынуждена согласиться на предложение этого Игоря Лукича. Этим она обманывала себя. Обманывала, чтобы не признаваться себе в том, что почувствовала в этом хаме властность, силу, которой она не способна противостоять. Примерно то же чувствовал бы кролик, который поговорил по телефону с удавом. Глупое, конечно, сравнение. Неудачное образное выражение. Удавы не произносят звуки, они гипнотизируют взглядом. А тут только голос. Что будет, когда к нему добавится еще и взгляд? Таня с тревогой осознала, что ей хочется увидеть этот взгляд. Увидеть удава целиком.

И она вновь постучалась в кабинет Петра Симоновича.

– Что? – спросил он с тревогой. – Созвонились? Все хорошо?

– Да, и он поручил вам сказать мне адрес его офиса.

Таня надеялась, что главный редактор дернется, дескать, я не нанимался адреса диктовать. Ему надо, пусть сам и диктует. Но надежды были напрасными. Петр Симонович продиктовал, не поморщившись. Похоже, быть в услужении у этого Игоря Лукича доставляло ему удовольствие.

– Так, значит, договорились? – спросил он для полного успокоения.

– Вроде того, – уклончиво ответила Таня. Ей было стыдно признаться в том, что о характере работы Игорь Лукич ей ничего внятного не сказал.