Изменить размер шрифта - +
Кроме того, я же видела ее на фотографии.

Халатик на ней — насколько я разбиралась как товаровед — был, похоже, японский, стоил дорого и, конечно, был куплен не на студенческую стипендию.

— Здравствуй, Милочка!

— Здравствуйте…

— Приехала к тебе от мамы.

Я сразу перешла на «ты», считая, что такое обращение придаст большую непосредственность нашему последующему разговору.

Я ожидала, что она удивится,— и ошиблась.

— Проходите!— сказала Милочка.

В небольшой чистенькой комнатке стояли две кровати. Нетрудно было догадаться, на какой спит Милочка. Если одна кровать была застелена серым «казенным» одеялом, то вторую покрывал дорогой шерстяной плед, а подушку — кружевная накидочка. Накидочка сдвинулась набок, а подушка выглядела так, будто под нее что-то засунули. Это «что-то» и сейчас лежало там — из-под подушки торчал белый матерчатый уголок. Вернее всего, она «что-то» примеряла перед моим приходом, она и сейчас выглядела несколько смущенной, я чуть подивилась такой застенчивости.

Я присела на стул возле ободранного письменного стола с грубо намалеванным на дверке инвентарным номером — на этот счет у всех завхозов привычки одинаковы, могут написать свой номер на передней стенке полированного шкафа.

Милочка устроилась на кровати. Когда я повернулась к ней, подушка была уже поправлена и из-под нее ничего не торчало.

Я еще раз удивилась. Пожалуй, мне нужно было тогда поменьше удивляться…

— Как дела у моей мамы?

Вопрос был, что называется, «нейтральный», я ответила так же:

— Видела ее два дня тому назад.

— У нее… надеюсь, все хорошо?

Я внимательно посмотрела на Милочку, она тут же застенчиво опустила свои мышиные глазки. Но вот здесь-то она уже не могла меня обмануть. Унаследовав от отца его внешность, она еще не успела развить врожденный актерский талант. Это приходит не сразу, а в процессе практики. Врать тоже нужно уметь. Нигде и никому, пожалуй, так много и изобретательно не врут, как на допросах следователю ОБХСС. За время практики по следовательской работе я такого вранья и сама успела наслушаться достаточно. Несомненно, Милочка уже что-то знала о своей матери, во всяком случае, о ее аресте и следствии. И сведения эти получила от своего отца, хотя он и уверял меня, что дочери незачем это все знать. Более того, у меня появилось убеждение, что мой приход ее тоже не удивил, а вот об этом ее мог предупредить только «солидный гражданин из порта, с большим портфелем».

Почему Владислав Витальевич так воспротивился поначалу моему намерению встретиться с его дочерью, а затем и сам прибежал к ней, чтобы предупредить ее об этом?

Несомненно, у него были на это какие-то важные причины.

И я пожалела, что заранее сказала ему о своем желании увидеть его дочь. Приди я неожиданно, возможно, я узнала бы больше. Теперь было уже поздно. «Ревизия, о которой предупредили, обычно не находит ничего!»

Когда я шла сюда, я не собиралась посвящать Милочку во все подробности. Какой бы плохой Аллахова ни была, она была ее мать. И заботилась о дочери, как могла. И дала ей все, что могла дать,— деньги и вещи, обеспеченную бездумную жизнь. Большего она дать ничего не могла, потому что у нее самой больше и не было ничего. Ни моральных, ни нравственных начал. Я надеялась, что «разумное, доброе, вечное» как-то еще могло отложиться в сознании дочери благодаря школе.

Нет, и этого я не заметила.

Воспитывать Милочку было уже поздно.

Но правду я ей должна сказать. Пусть знает, куда приводят кривые дороги, по которым пошла ее мать.

— Я встречалась с твоей мамой у следователя.

Милочка удивленно вскинула глазки, на этот раз у нее получилось даже вполне натурально, но я уже не верила ничему.

Быстрый переход