Честно говоря, я побаивалась этой поездки. Понимала, что мне предстоит опять трудный разговор, «игра на чужом поле». На душе становилось тревожно, как, скажем, бывало в школе милиции перед экзаменом у кандидата юридических наук подполковника Петрова. Этот желчный старик был убежден, что работа в милиции — занятие мужское, и поэтому спрашивал девушек с особым пристрастием.
Но дело Башкова нужно было заканчивать.
Я уже не опасалась, что он попытается скрыться. Зная размашистую натуру его, считала, что вряд ли он согласится жить как загнанный волк, озираясь и опасаясь каждого встречного. Но, кто знает, что вдруг может прийти ему в голову.
Словом, откладывать поездку было уже нельзя.
Я позвонила в «Бюро находок».
— Сколько? — спросила я Ковалева.
Он сразу понял.
— Восемьдесят тысяч рублей нашими и в иностранной валюте на семнадцать тысяч долларов.
— Только-то?
— Да, всего-навсего. Моя зарплата до самой пенсии, не более того. Что собираетесь делать?
— Ехать нужно к моему бухгалтеру.
— Может быть, вас отвезти?
— Не нужно. Доберусь автобусом.
— Не торопитесь — вижу?
— Как вам сказать… Пока время терпит.
— Подполковник Григорьев хотел бы вас видеть…
— Он у себя?
— Был у себя.
— Тогда немедленно иду к вам.
Ковалев встретил меня у дверей.
Видимо, о моем приходе уже знали и поглядывали на меня с любопытством.
Начальник Ковалева был худощав и быстроглаз. Ему было за пятьдесят, благородная седина уже как следует высеребрила когда-то темные волосы, подстриженные коротким ежиком.
Он вышел из-за стола мне навстречу.
— Смотри, каких полковник Приходько сотрудников себе набирает. У него еще такие есть?
— Не знаю, товарищ подполковник. Я у него недавно. Пока знакома только с его помощником.
— Это оруженосец-то его, Борис Борисович?
— Да, товарищ подполковник.
— А что вы все: «товарищ подполковник, товарищ подполковник!» Это ваш начальник к такой строгой субординации вас приучил?
— Нет, это еще со школы.
— Ах, со школы… Ну, школа — школой, а у меня от этой субординации иногда в ушах звенит. Да вы садитесь, садитесь! И не обращайте внимания, если я по комнате бегать буду. Привычка, знаете, такая, говорить и думать на ходу. Не пробовали?
— Нет, не пробовала.
— Ну, вы еще очень молоды. А мне, старику, для согревания извилин часто побегать хочется.
Стилем разговора Григорьев чем-то напомнил мне моего начальника. Может быть, сказывалось в этом отношение ко мне, молодой женщине, работающей в обстановке и условиях, которые они оба никак не могли признать подходящими для меня.
— Нравится вам у Приходько?
— Нравится.
— Вот-вот, знаю, что нравится. Он на всякие выдумки мастер. И всегда таинственность ценил. Как граф Монте-Кристо. Поэтому молодежь у него работать любит. Романтику в работе он умеет находить. Ведь наша служба, если по правде, только в кино занятная. А на самом деле от одних бумажек угореть можно. Пишешь их, пишешь. Протоколы, донесения, акты-отчеты… Правда, ведь?
— И такое, конечно, есть…,
— Тут мне Приходько по телефону про ваши успехи рассказывал. Что ж, победителей и сейчас не судят. Наше начальство тоже такого правила придерживается. Рисковал, получилось — ладно. Не получилось — пеняй на себя. Не так ли?
Подполковник Григорьев пробежался по диагонали кабинета, стремительно повернулся в углу. |