— Да, я бросил наши припасы, — проворчал Мори. — Но зато я не стал бы рубить голову бедному Сили! Даже по ошибке. А кое-кто это сделал!

Он сердито нахмурился.

— Восполним, — повторял через шаг старый Гэндеф. — Восполним. А как же! Восполним.

Отряд провел в пути весь остаток дня. Гномы жаловались на урчащие животы и стертые ноги. Соддит попеременно то ахал, то охал. В преддверии холодной ночи они устроили стоянку под деревом на краю реки, но злая судьба уготовила им кое-что другое вместо отдыха. Едва они улеглись среди корней — гномы, обмотавшие себя бородами, и Бинго, дрожавший в тонких вельветовых штанах и рубашке, — как на них напали волки. Казалось, что сама тьма вдруг приняла форму лохматых хищников: ночное небо превратилось в лапы и шкуры, звезды засияли в виде белых и острых клыков, низкая алая луна стала высунутыми языками.

— Волки! — завизжал один из гномов.

Соддит почувствовал в ноздрях горячий едкий смрад и услышал грозное рычание. Проснувшись, он вскочил на ноги. Буквально через две минуты разбуженные путники уже карабкались на самую вершину дерева. Бинго застрял в узле запутавшихся бород. В тусклом свете звезд он увидел свободную ветвь и вцепился в нее, как ластик за карандаш.

— Гэндеф! — крикнул соддит. — Гэндеф!

Дело в том, что колдун по-прежнему спал на земле под деревом, пока волки бегали вокруг него.

— Гэндеф! — позвал Мори. — Проклятье! Какой ужас! Эй, кто-нибудь, разбудите его!

Очевидно, неподвижность храпевшего колдуна вызывала у волчьей стаи недобрые подозрения. Хищники ожидали какого-то подвоха и не спешили нападать на старика.

— Гэндеф! — закричали гномы. — Просыпайся! Беда!

Однако все было бесполезно. Вожак стаи, серый и тощий, медленно придвинул морду к лицу колдуна и клацнул челюстями. Белые клыки блеснули в свете звезд.

— Гэндеф! — завопила толпа сидевших на дереве гномов. — Осторожно! Волк!

Хищник изогнул голову, нацеливаясь на шею старика. Он вот-вот мог впиться в нее ужасными зубами. Бинго отважно свесился с ветки вниз и закричал что было мочи:

— Колдун! Берегись! Просыпайся! Прикрой свое горло!

А затем он увидел нечто странное и наводящее ужас.

Хотя зачехленная трубка Гэндефа лежала в кармане пончо, из его рта вырвалась струйка дыма. За струйкой последовали густые клубы, потянувшиеся вверх, словно длинные щупальца. Колдун зевнул во сне, и внезапно из его открытого рта, словно вспышка молнии, полыхнул протуберанец пламени. Огонь опалил мех волка.

Зверь отпрыгнул назад и завизжал. Пламя быстро помчалось по его холке и распространилось на шею. Корчась от боли, волк то и дело натыкался на своих сородичей. Огонь перескакивал на их шкуры, будто живое существо. Уже через минуту вся стая завывала, как свора шакалов. Танцуя пляску смерти, серые хищники полыхали живыми факелами.

В конце концов Гэндеф проснулся. Он вскочил на ноги и закричал фальцетом:

— Что? Что-что?

Выпучив глаза, он замахал руками — чем, по мнению Бинго, еще больше напугал волчью стаю. Если это действительно входило в планы старика, то его замысел удался на славу. Волки, завывая, разбежались по холмам. Некоторые из них горели. Другие, чудом уцелевшие, не жалели длинных лап и удирали от своих обреченных сородичей. Через миг они исчезли из виду.

Звезды подмигивали, словно награждали колдуна безмолвными серебристыми аплодисментами.

— Гэндеф! — со смехом крикнул соддит. — Чудесные чары! Ты здорово проучил их за наглость!

С впечатляющей быстротой колдун вскарабкался на дерево и устроился на ветке рядом с Бинго.

— Что? — спросил он. — Что происходит?

Соддит никогда не видел у него таких больших и выпученных глаз.