— О! — восторгались они, проглаживая его подбородок мозолистыми ладонями и наступая на больные пальцы. — Ух ты! О-го-го!

— Отвалите от меня, — крикнул Бинго и замахал перед собой руками, словно маленькими крыльями.

— Ты должен извинить нас, парень, — сказал Мори. — Голый подбородок — это редкостное зрелище для нашего народа.

Он прислонил топор к стене и снял гномскую шляпу.

— Зрелище неописуемой и уникальной красоты. Могу ли я не любоваться голым подбородком!

— А могу ли я не любоваться! — воскликнул Орни.

— Так ты говоришь, что бреешься? — спросил Мори, по-дружески обнимая Бинго и похлопывая ладонью по его спине. — Скажи, ты действительно бреешься?

Могучей рукой он сжал плечо соддита.

— Я не бреюсь! — пискнул Бинго.

— Не можешь? — с сочувствием поправил его Мори. — Мы тоже. У нас псориаз. Ужасная беда! Аллергия на боксит. Я не смог бы побриться, даже если бы от этого зависела моя жизнь. Всюду натыкаюсь на свою абсурдную голенастую бороду. Просто ненавижу ее.

— Мы тоже ненавидим наши бороды, — добавил Орни. — Все как один.

— Да, мы, все мы, в одной и той же лодке, — доверительно поведал Мори. — Но хуже всего с запахами, парень. Пища падает и застревает в волосах. Вчера я нашел в своей бороде куриную кость. Одним словом, беда — по-любому, как ни крути.

Он выпустил Бинго из объятий.

— Наш королек уже здесь?

— Какой королек?

— Торри, наш король, благословят его небеса! Еще не пришел? Ну ладно, иди. Я слышал, ты собрался нас повеселить — пир горой, хорошая пьянка — короче, сам понимаешь. Не буду мешать, приятель. Поболтаем позже.

Бинго заковылял в кладовую и вынес гостям все съестные припасы, которыми он обладал. Гномы управились с ними за четверть часа. В полном отчаянии соддит пытался объяснить им, что его закрома пусты, но гномы не поверили ему и обыскали каждый уголок норы. Затем они выкатили его единственную бочку хробитского эля и, выбив крышку, начали попойку. Через какое-то время они запели. Гэндеф, куривший в углу, притоптывал ногой не в такт их песне.

После чего они запели, или, скорее, завыли:

Гномы настояли, чтобы соддит присоединился к ним, хотя Бинго долго отнекивался, ссылаясь на то, что он не переносит спиртное. Сначала они подняли бокалы за его гладкий подбородок, затем — за его гладкую верхнюю губу. Они пели песни: непристойные, застольные, лирические и политические, частушки и гимны, рифмованные скороговорочки — «чим-чири-оши, наливай побольше» — баллады бардов и менестрелей, песни, теребившие душу (в эмоциональном смысле слова), пьяные, разбойничьи, озорные и глупые, красивые и бессодержательные куплеты: «Эх, браток, как туго! Где моя подруга?». Они пели a-capella и a-kaleno и, естественно, любимую «ум-лала, дри-лала».

Позже подошли остальные гномы: Стон, Пилфур, Гофур и Вомбл, а вместе с ними какой-то карлик (на голову меньше сородичей и лишь на дюйм выше Бинго).

— Тойи, коголь, чтоб вы знали, — представился он.

Остальные гномы не оказывали монарху никакого уважения. К тому времени Бинго был уже по горло заправлен элем, сильно пьян, закружен, вытрясен и сжат в дружеских объятиях. Он непрерывно падал и, глупо улыбаясь, поднимался на нетвердых ногах, словно жеребенок, которому влили в рот полбутылки спиртного. Гэндеф запел какую-то песню, но, дойдя до середины куплета, закашлялся взахлеб и от натуги пукнул. Звук был таким, будто с крыши ратуши свалилась куча снега. Кашель длился сорок пять секунд, после чего обессиленный колдун повалился обратно на софу и, задыхаясь, вытащил кисет и трубку.

— Друзья! — вскричал Бинго со слезами на глазах и с чрезмерной дозой алкоголя в кровеносной системе.