— Юра, ты, конечно, автор, и речь о тебе. Ты с нами? Ты из «Сеюки» или ты сам по себе? Учти, что письмо адресовано и тебе, и «Сеюки» тоже. Так ты с нами?
— Я с вами, — с некоторым надрывом сказал Юра Кретинин.
— Читай текст, Серега.
И я прочел:
— «Нет сомнений, что о цене мы договоримся…»
— Громче читай и медленнее! — крикнул Савелис.
И я прочел:
— «Но я должен поставить два условия. Первое — «СЕЮКИ» обязуется исключить всякую возможность издания или исполнения песни в нынешнем виде. Второе — автор обязуется изменить текст в нужном направлении, а также изменить в нужном направлении свою фамилию…»
— Так я и знал! Ну вот чувствовал я это, вот прямо чувствовал, — вскинулся Юра Кретинин. — Да пошел он со своими условиями! Обычный жлоб и совок! Я горжусь своей фамилией! Он думает, что Кретинин — это от слова «кретин». А мы старинный итальянский род! Мы — Crettini! Cret — это хребет! Мы — за-хребетные… в смысле живущие за хребтом! Мы горцы — Crettini! Вот кто мы!
— Кончай! — крикнул Савелис.
— Правда, кончай, Юра, — спокойно и убедительно сказал я.
— Что ты, в самом деле, по пустякам-то? — продолжал Савелис. — Он же предлагает сразу, уже в обращении — он же пишет — ГОСПОДИНУ РЕТИНИНУ. И все, и вся проблема.
— Нет, не вся! И дело не в одной букве, а дело в оскорблении меня! Он меня хочет прямо с потрохами купить. А я не согласен. Все мои предки были Креттини. Их полно по всему миру — родственников, я имею в виду. Нас — Кретининых — навалом в Италии и в Штатах. А в Голландии — я вообще не говорю! Это случайность и несчастье, что вот нас — конкретно нашу семью — забросило в Россию, где каждый вздрагивает от моей фамилии!
— Черт догадал тебя родиться в России с талантом и итальянской фамилией! — прогнусавил издевательски Савелис.
Юра бросился на него и ухватил за лацканы пиджака.
— Да вы что, ребята?! — очень властно и очень вовремя сказал я. — Прекратите, господа! У нас же общее дело.
— А может, взять не Ретинин, а Картинин? — предложил самый глупый из нас Коля Чебулин.
Юра отпустил Савелиса и кинулся на Колю. Но тут уж мы все втроем на него навалились, и Кретинин погас… ослаб.
Уже утрело, и заголубело уже чистое, умытое апрельское небо, а мы всё не могли разойтись. То братались, то ругались, то клялись. Благородный Кретинин от своих слов не отказался — он подтвердил: да, «Ударь, Василий, по струне…» принадлежит в смысле собственности не ему одному, а «Сеюки» в целом, и если (тьфу-тьфу-тьфу!) будет гонорар, то каждому по четвертинке… Но… Но! Есть и другая сторона этого дела. Стихи ведь надо переработать! Логично это делать самому автору. А вот тут уже счет другой. Прежний текст по договору принадлежит «Сеюки» в целом, а новый текст — это новый труд. И по закону, и по справедливости это уже предмет НОВОГО ДОГОВОРА. Между АВТОРОМ, с одной стороны, и «СЕЮКИ» — с другой. И тут пошла путаница. Юрка Кретинин принадлежал одновременно обеим сторонам — он и ABTÔP, он и буква «Ю» в слове «СЕЮКИ». Что правда, то правда. Но ведь и мы (тоже забывать не надо) — мы тоже не из бакалейного отдела. Мы тоже поэты. И еще неизвестно, справится ли Кретинин без нас, чтобы ублажить Оскал-Оола. И еще обязательная перемена фамилии — это ведь условие ДОГОВОРА, а Юрка артачится и не хочет выполнять. |