Саид также исполняет приговоры за меньшие преступления, такие как воровство. Я помню, как Саид объяснял, что для отсечения рук ворам он использует острые ножи, так как таким большим орудием казни, как меч, трудно точно попасть в нужное место на тонком запястье.

Во время интервью Саид со смехом признался, что больше предпочитает рубить головы, чем руки. Он также выразил свое полное разочарование тем, что процветающая экономика Саудовской Аравии способствует снижению преступности в стране. Слишком мало преступников, а значит, мало работы. Затем последовал его рассказ о нескольких самых запомнившихся ему казнях. Конечно, отрубив более шестисот голов и шестидесяти рук, ему было о чем поведать.

Самая ужасающая из них — мне никогда ее не забыть — повествовала о двух осужденных мужчинах, сообщниках по преступлению, которых должны были казнить вместе. Это было еще до того, как начали завязывать осужденным глаза во время казни. В результате второй преступник наблюдал за казнью: меч Саида вошел в шею его товарища, и отрубленная голова того упала к его ногам. В ужасе второй преступник поднял голову и увидел, что Саид уже готовит меч, чтобы отсечь его голову. Он потерял сознание. Вызвали врача, который, осмотрев его, заявил, что он не дышит. Когда тело его друга унесли, чтобы предать земле, потерявший сознание вдруг очнулся. Снова послали за палачом. Осужденный начал молить о пощаде.

Я никогда не забуду мерзкую улыбку на лице палача, который хихикнул при воспоминании об этих случаях, составляющих, вероятно, лучшие минуты его жизни. Конечно же, Саид не поддался на мольбу, и осужденный тут же лишился головы.

Снова раздался голос Худы:

— Я уверена, что британки виновны в убийстве. И они должны заплатить за преступление против Аллаха.

Сара с ее добрым сердцем, не веря ушам своим, посмотрела на Худу:

— Худа, ты ведь на самом деле так не думаешь.

— Почему же не думаю? Если граждане Саудовской Аравии совершают преступление в Англии или в Америке, разве им не приходится отвечать за свои преступления? — Худа щелкнула пальцами и закончила: — Разве наши мусульманские законы ничего не значат?

Тут, размахивая газетой, заговорила Маиса:

— Худа, ты читала эту статью? Возможно, что эти женщины и невиновны. Здесь написано, что саудовская полиция применяла к ним пытки. И ты прекрасно знаешь, что это правда.

Худа сверкнула своими неприятными глазами:

— Маиса, не будь такой наивной. Конечно, эти женщины — убийцы. Их признал виновными саудовский суд. А что еще преступник-иностранец может заявить кроме того, что полиция жестоко с ним обращается? Это типичный западный трюк, чтобы избежать наказания! — После чего Худа встала и оправила платье. — Этот разговор возбудил во мне аппетит. Думаю, пора попросить повара Султаны приготовить мне блюдо, рецепт которого я узнала в Нью-Йорке.

Вся моя нелюбовь к Худе, которую я до этого старательно скрывала, готова была вырваться наружу. Я довольно громко, чтобы Худа услышала, сказала:

— Кажется, у нашей обжорки ненасытный аппетит не только к крови, но и к еде.

Худа прислонилась к стене, словно от внезапной сердечной боли, но мы видели, что она притворяется. Тем не менее Сара с Маисой подбежали к ней. Когда ее вели к месту, она кричала, что у нее сердечный приступ и что срочно нужно дозвониться до ее мужа и сообщить ему, как она плоха, чтобы он готовился к похоронам.

Наша прислуга встревожилась, но я успокоила их:

— Не волнуйтесь. Хотя Худе и суждено умереть от сердечного приступа, причиной тому будут вовсе не мои слова. Конец Худы произойдет из-за толстого слоя жира, опоясавшего ее сердце.

Наши слуги засмеялись. Несмотря на свою полноту, Худа была самой здоровой женщиной в нашем многочисленном семействе Аль Саудов и славилась своими актерскими талантами.