– Мы играли в разные игры, зарабатывали очки, в общем, занимались перетягиванием каната. – Она пожала плечами. – Но, боюсь, все хорошее рано или поздно заканчивается.

– Я не дам тебе развод, Холли. И мне плевать, к каким аргументам ты прибегнешь. Мне кажется, я дал понять абсолютно ясно, выплачивая щедрые ежемесячные пособия и не вмешиваясь в твою жизнь, что мне все равно, чем ты занимаешься. И с кем.

– Да, ты так говорил, – пропела Холли.

Но она ему не верила. Не могла заставить себя поверить. В глазах Тео зажегся дьявольский огонь, образуя вулканическую смесь с яростью, отчего сердце ее замерло, а затем неистово забилось.

– Единственное, чего ты от меня не получишь, – это свободу.

– Почему?

– Потому что именно это тебе нужно, agapi mou, – любезно ответил Тео.

Он назвал ее «любовь моя»?

Впрочем, он, скорее всего, вложил в слова совершенно противоположный смысл.

– Не считая моих денег, разумеется, – добавил Тео.

– О боже, Тео, – протянула Холли, театральным жестом прижимая ладонь к груди. Это был лучший способ заглушить ощущение, что ее сердце вырвали и растоптали. Впрочем, ей следовало бы к этому привыкнуть, поскольку она первая поступила так же. – Ну и собственник же ты. Ладно, можешь по прежнему владеть моим сердцем. Но я не могу преодолеть соблазн верить, что ты все еще испытываешь ко мне чувства.

– Лучше преодолей, – посоветовал, точнее, прорычал Тео. – Я сказал тебе об этом четыре года назад. Трать мои деньги. Ставь меня в идиотское положение. Ты получишь все, кроме развода. Это не обсуждается. Если я должен нести этот брак, как крест, почему ты не должна?

– Разве что у тебя заканчивается время. – Холли пожала плечами, заметив, каким острым стал его взгляд. – Таков греческий закон, Тео. – Она устроила целый спектакль, взяв газету со стола, найдя текст и прочитав то, что выучила наизусть. – Развод гарантирован в случаях, ведущих к распаду семьи. Если супруги проживают раздельно не менее четырех лет, почти с абсолютной уверенностью можно считать, что имеет место распад семьи, независимо от твоего желания мучить меня неопределенно долгое время.

– Мы не проживаем раздельно. Это ты ушла. – Тео окинул ее томным взглядом. Она почувствовала, как откликнулось ее тело. Словно это была ласка. Что с ней творится? – Ты всегда можешь ко мне вернуться, если ты смела до безрассудства. Или глупа. Разве я не говорил об этом?

Скорее, подначивал ее поднять перчатку. «Вернись и посмотри в лицо своим грехам, – так выразился Тео четыре года назад, и в его голосе звучало обещание неумолимой расплаты. – Кто знает? Может статься, я милосерднее, чем кажусь».

Но они оба знали, что к чему.

– Боюсь, все упирается в четыре года. – Холли не отводила глаз, напоминая себе, что это еще цветочки – ягодки будут впереди, если она добьется поставленной цели и они действительно встретятся лицом к лицу. Впрочем, если бы она с самого начала смогла преодолеть себя и открыть Тео свое сердце, а не бежать, как испуганный заяц, этой ситуации просто не было бы. – Мне всего лишь нужно доказать, что мы действительно жили раздельно все это время, а подтвердить это могут по меньшей мере три издания «желтой прессы». И совершенно не важно, что еще произошло между нами.

– Если ты готова потратить жизнь на то, чтобы убедить себя, что ты жертва, разумеется, я не смогу тебя остановить. Но в случаях, которые, надеюсь, будут редкими, когда ты захочешь обсудить наш брак, давай не будем говорить экивоками вроде «что еще произошло между нами». – Тео подался к экрану, его жесткое лицо вполне могло сойти за чеканку на монете. Голос был под стать. – Ты лгунья.