– А викинга ты не боишься? – прищурился в сторону графа Орлеанского Бернард.

– Викинг – чужак в наших землях. Он пришел и ушел. А нам здесь жить, благородный граф.

– Но этот викинг из рода Меровингов!

– А кому это ныне интересно, дорогой Бернард, – пожал плечами граф Эд. – Меровинги потеряли власть сто лет назад, и вряд ли викингу удастся исправить положение. Кстати, ты уже виделся со своим племянником?

– Каким еще племянником?

– Я имею в виду Пипина, сына Пипина Аквитанского.

– А он разве в Париже?

– Вчера он был у меня.

– Просил денег, – догадался Септиманский.

– Мне показалось, что Пипин разбогател. Во всяком случае, в Реймсе он швырял денарии направо и налево.

Нельзя сказать, что граф Бернард огорчился приезду сына своей сестры в Париж, но уж точно не обрадовался. Пипин был вздорным малым, но это, разумеется, не повод, чтобы лишать его наследства. К сожалению, император Людовик думал иначе, а точнее, иначе думала императрица Юдифь, хлопотавшая о наследстве для своего сына. Бернард не рискнул вступиться за племянника, слишком уж велик был риск потерять графство Септиманское, расположенное в Аквитании и пожалованное в свое время все тем же Людовиком. Но сейчас император мертв, а его сыновья слишком слабы, чтобы диктовать условия владетельным сеньорам, так почему бы графу Бернарду не воспользоваться счастливым случаем и не закрепить за собой и своими наследниками богатый аквитанский город Септимань и окружающие его благодатные земли.

Пипин сам пришел к дяде, но не в королевский замок, разумеется, куда этого бродягу, скорее всего, не пустили бы, а в скромный домик, принадлежащий одному из клиентов Бернарда. Это строение граф Септиманский иной раз использовал для тайных встреч.

Держался Пипин уверенно, чтобы не сказать нагло, и, видимо, действительно не испытывал недостатка в средствах. Круглые глаза его насмешливо смотрели на озабоченного дядюшку.

– Заложил замки? – попробовал угадать причину нынешнего благосостояния племянника граф Бернард.

– Скорее, собственное имя, – усмехнулся гость, без церемоний присаживаясь к заставленному яствами столу.

– И сколько ныне стоит имя «Пипин»?

– Гораздо дороже, дорогой дядя, чем имя «Бернард». Десять тысяч денариев.

– Уж не дьяволу ли ты его продал? – удивился Септиманский.

– Нет. Рахдониту.

– Боюсь, дорогой племянник, тебе не хватит жизни, чтобы рассчитаться с долгами.

– А я надеюсь, что ты мне в этом поможешь.

Бернард видел в своей жизни немало наглецов, но Пипин сын Пипина выделялся и в этом ряду. Самым умным было бы выставить беспутного юнца за порог, но граф Септиманский питал слабость к сестре, которая перешла и на ее непутевого отпрыска.

– Есть люди, готовые заплатить немалые деньги за одну весьма скромную услугу с твоей стороны.

– Выходит, и имя «Бернард» кое-чего стоит? – не удержался от насмешки граф Септиманский.

– Не кое-чего, а целых пять тысяч денариев. Но не за имя, а за голову. Разумеется, голову не твою.

– Спасибо и на этом, дорогой племянник, но граф Септиманский не наемный убийца и не дурак, чтобы продаваться так дешево.

– Но ты ведь даже не спросил, чья это голова.