Изменить размер шрифта - +
Что ждет этого талантливого и утонченного человека — не обычная ли судьба безработного и бездомного английского бродяги? Будучи всецело поглощен этими мыслями, он не мог не восхищаться талантом — несколько, правда, извращенным, — который сумел превратить лицо несчастной женщины, умершей от банального воспаления мозга, в набросок романа, и, пробираясь по тускло освещенным улицам, почти не замечал ни резких порывов ветра, со злобным завыванием караулившего его за каждым углом, ни водоворотов мелкого мусора, взвихривавшихся над тротуаром, ни черных туч, собравшихся вокруг изжелта-бледной луны.

Даже первые капли дождя, которые ветер швырнул ему в лицо, не смогли оторвать Солсбери от его размышлений, и только когда ливень с грохотом обрушился на Лондон, он сообразил, что пора искать какое-нибудь укрытие. Подгоняемый ветром дождь обрушился на город, словно сухой разряд молнии, воздух наполнился свистом, камешки дребезжали по мостовой, потоки воды переполнили канавы, размыли улицы и начали собираться в огромные лужи. Несколько запоздалых прохожих, пробиравшихся в этот миг по улице, разбежались, словно перепуганные кролики, и попрятались кто куда. Сколько Солсбери ни свистел в надежде остановить кэб, ни один экипаж так и не явился ему на выручку. Он огляделся, пытаясь понять, далеко ли ему осталось до своего надежного пристанища на Оксфорд-стрит, но увидел, что, углубившись в размышления, отклонился от привычного маршрута и попал в совершенно незнакомую ему часть города, где, кажется, не было даже кабачка, готового за умеренную плату в два пенни предоставить крышу над головой всем заблудшим среди дождя. Фонарей на улице было мало, они далеко отстояли друг от друга, и слабый керосиновый свет с трудом пробивался сквозь закопченные стекла ламп.

В этом дрожащем и мерцающем свете ограждавшие улицу старые дома показались Солсбери пустыми и призрачными. Он торопливо пошел прочь, прижимаясь к стенам домов в надежде хоть как-то уберечься от дождя и машинально читая имена на медных дверных дощечках под бесчисленными звонками и дверными молотками — имена, которые за множество лет уже успели потускнеть и почти стереться. Порой ему попадалось пышно отделанное крыльцо с резным навесом, почерневшим за полстолетия. Ливень становился все яростнее, Солсбери уже промок насквозь и безнадежно загубил свою новую шляпу, а до Оксфорд-стрит было по-прежнему далеко. Наконец с чувством глубочайшего облегчения он заметил впереди темный свод арки, сулившей ему убежище если не от ветра, то хоть от дождя. Он забрался в сухой уголок и огляделся по сторонам: он стоял в узком проходе, над его головой возвышался дом, а позади начиналась дорожка, ведущая неизвестно в какие края. Какое-то время он простоял там, тщетно пытаясь хоть чуть-чуть отжать одежду и уловить грохот проезжающего мимо кэба, как вдруг со стороны тропинки до него донеслись чьи-то громкие голоса. Они становились все громче, быстро приближаясь к тому месту, где он стоял. Вскоре он уже мог различить пронзительный и хриплый женский голос, угрожающе и настойчиво — так, что даже каменный свод арки звенел от ее визга, — выкрикивавший что-то неразборчивое. Время от времени в эту истерическую тираду вклинивался, возражая и успокаивая, мужской голос. Лишенный романтической жилки Солсбери был, тем не менее, большим любителем уличных сцен и питал особенный интерес к определенным стадиям опьянения и вызываемым ими ссорам, а потому он тут же навострил слух, придав своему лицу выражение рассеянного внимания, свойственного денди, по долгу положения посещающему Оперу. К несчастью, ссора уже прекратилась, и теперь он различал только нервные шаги женщины да лениво раскачивающуюся походку мужчины — они по-прежнему приближались к нему. Затаившись в тени у стены, он наблюдал за ними: мужчина, несомненно, был пьян, и ему немалых трудов стоило избегать постоянных столкновений со стенами, на которые его бросало, словно хрупкий ялик на скалы. Женщина неподвижно смотрела прямо перед собой, слезы струились по ее щекам.

Быстрый переход