Я задал вопрос слишком прямо — мой собеседник на миг растерялся.

— Вот что, — сказал он наконец, — поскольку вы интересуетесь этой историей только из любопытства, то я, пожалуй, могу говорить с вами откровенно. Итак, мистер Дайсон, раз вы хотите знать мое мнение, оно заключается в следующем: я уверен, что мистер Блек убил свою жену.

— Но как же вердикт? — воскликнул я. — Ведь присяжные вынесли его на основе ваших показаний.

— Совершенно верно, они вынесли вердикт на основании моих показаний и показаний моего коллеги — и, по-моему, поступили вполне разумно. Честно говоря, я и не представляю, что еще они могли бы сделать. Тем не менее, я остаюсь при своей точке зрения и не боюсь признаться вам в этом. Я не удивляюсь тому, что Блек сделал то, что (как я твердо уверен) сделал. Я полагаю, он имел на это право.

— Право! Какое же у него могло быть право?! — воскликнул я. Сами понимаете, слова этого врача порядком удивили меня.

Мой собеседник развернул свое кресло и пристально посмотрел мне в глаза, прежде чем ответить.

— Как я понял, вы сами не врач? Стало быть, подробности вам ни к чему. Я лично всегда возражал против попыток объединить психологию с физиологией. От этого союза страдают обе науки. Я как специалист лучше других представляю себе ту непреодолимую бездну, что отделяет сознание от материи. Мы знаем, что любое изменение в сознании сопровождается перестройкой молекул серого вещества — но и только. Но какова связь между этими явлениями и почему они происходят одновременно — этого мы не знаем и, как полагает большинство медицинских авторитетов, нам и не суждено это узнать. Тем не менее, когда я делал свое дело и анатомировал мозг этой женщины, то, вопреки общепринятой теории, был убежден, что передо мной был отнюдь не мозг умершей женщины — этот мозг вообще не мог принадлежать человеческому существу. Я видел ее лицо — плоское, лишенное всякого выражения. Она была красива, но, честно говоря, даже за тысячу гиней — да что там, и за втрое большую сумму! — я бы не решился взглянуть ей в лицо, когда она была жива.

— Уважаемый сэр, — перебил я его, — вы чрезвычайно заинтриговали меня, сказав, что этот мозг не принадлежал человеку. Что же тогда это было?

— Мозг дьявола, — сказал он совершенно спокойно, и ни один мускул не дрогнул на его лице. — Это был мозг дьявола, и я уверен, что Блек нашел какое-то средство, чтобы положить конец жизни этого существа. Я не могу винить его за это. Чем бы ни была на самом деле миссис Блек, ей не следовало оставаться в нашем мире. Вы хотите узнать что-нибудь еще? Нет? Тогда всего доброго.

— Довольно странное заключение в устах ученого, не правда ли? Когда он сказал, что ни за тысячу, ни за три тысячи гиней он не решился бы взглянуть в лицо той женщины, когда она была жива, я вспомнил лицо, которое видел в окне дома — но промолчал. Я вернулся в Харлесден и стал бродить между тамошними лавочками, делая всевозможные мелкие покупки и прислушиваясь к разговорам в надежде разузнать какие-нибудь свежие сплетни относительно семьи Блек, но узнал очень мало. Один из торговцев, с которыми я говорил, сообщил, что был хорошо знаком с умершей, так как она покупала у него зелень для своего маленького хозяйства — служанки у них не было, лишь изредка приходила женщина помочь с уборкой, да и к той миссис Блек перестала выходить уже за много месяцев до своей смерти. По словам этого человека, миссис Блек была «весьма приятной дамой», доброй, внимательной, и все были уверены, что они с мужем глубоко и взаимно любят друг друга. И все же, даже если бы я не беседовал с врачом, мне все равно не удалось бы забыть то ужасное лицо.