И не обманул.

Биля Граболачик заслуженно считался одним из главных на Менсале специалистов по «мирному рекрутингу», что в переводе с пристойного на понятный означало наём и поставку проституток обоего пола. При этом, несмотря на горячие стенания и нервное облизывание, дела у Били шли великолепно: даже конкуренты признавали, что хитрый Граболачик «держит» не менее четверти внутреннего оптового рынка «рекрутинга» и является безусловным лидером экспортных операций, отправляя живой товар во все окрестные сферопорты и даже на Галану, где высоко ценились робкие, но работящие, а главное – приученные к беспрекословному подчинению менсалийки.

И ещё Биля очень обижался, когда его называли работорговцем, упирая на то, что человеколюбиво спасает несчастных клиентов от ужасов менсалийской бойни. Формулировка имела значение, поскольку, как все осевшие в Шпееве галаниты, Биля планировал вернуться на родину и заботился хотя бы о видимости репутации.

С другой стороны, он был не так уж и не прав: возможность вырваться с пылающей планеты привлекала в цепкие объятия Граболачика несметное число молоденьких западур. На добровольных, абсолютно добровольных началах.

– Ты даже представить не можешь, насколько они тупы, – хохотал Биля, рассказывая только прибывшей на планету Саде кое-какие местные правила. Встреча случилась несколько лет назад, но Сада помнила рассказы Граболачика слово в слово. – Давным-давно кто-то из наших пустил слух, что в другие миры мы поставляем только опытных и умелых, чтобы не тратить лишние силы и средства на подготовку. И теперь эти идиотки с самого найма пытаются продемонстрировать умение в сексе. Кидаются на всех без разбора: на менеджеров, офицеров, охранников, даже палубных – кто попался, с тем и спят. Готовы отдаться где угодно, лишь бы их отметили и запомнили. Собственно, из-за этих шлюх рейсы и получили своё название «задранные юбки».

– Я слышала другое. – Друзья из военных поведали Саде, что в качестве премии перевозчики имели право насиловать «товар» всю дорогу до Шпеева.

– Те, кто идёт в первый раз, случается, балуют, – не стал скрывать Граболачик. – Но потом охоту отбивает напрочь, если кто и развлекается, то только с теми тёлками, которые сами набрасываются. – Работорговец помолчал, облизнулся и хихикнул: – А самое смешное, что в действительности никто не знает, какая дура куда отправится, и никто не может на это повлиять. Как правило, лучших действительно отправляем на экспорт, но иногда губернаторы специально требуют отборный товар для офицерских борделей, и тогда самые красивые и умелые девочки из партии навсегда зависают на Менсале…

– Ты говоришь о них настолько уничижительно, что непонятно, за что же их покупают.

– За мясо, – пожал плечами Биля. – Менсалийки, особенно западуры, весьма красивы и умеют сохранять красоту, даже в тридцать пять ухитряются выглядеть на двадцать, то есть их можно долго использовать по прямому назначению.

– Теперь понятно.

– Но мясо приедается, – продолжил Граболачик. – Вот я охотно переспал бы с тобой.

Сада покраснела. Она не была девочкой и даже девушкой, но от неожиданности смутилась, подобно наивной курсистке.

Предложение застало её врасплох.

Дело в том, что Сада, выражаясь предельно мягко и дипломатично, красотой не блистала. Волосы отвратительного прогорклого цвета – из-за него женщина начала краситься с семнадцати лет – были тонкими и редкими. Длинными не росли, и потому мечтающая о роскошных прядях Сада всю жизнь проходила с жалким каре. Нос и губы были довольно крупными, а странно-жёлтые глаза, напротив, получились чересчур маленькими.