Сокровища Шахерезады, доставшиеся неведомому счастливцу, так прочно засели в сознании Пфаффера, что он лишился покоя и сна. Целыми днями он тяжело вздыхал, перелистывая книжечку Керкийона.

И вдруг однажды, глядя на толпу, валившую из психотронного кинотеатра после просмотра очередного боевика о приключениях в туманности Андромеды, он хлопнул себя по лбу и воскликнул:

— Да ведь сейчас книг никто не читает! Ну абсолютно никто во всём мире, кроме нескольких таких чудаков, как я! Кто, скажите мне, мог заинтересоваться записками какого-то неизвестного француза, изданными пятьсот лет назад мизерным тиражом? А даже если кто-то их и прочёл, то вряд ли поверил в их правдивость. Записки Керкийона полны несуразиц, а иные места и вовсе кажутся фантастикой. Голову даю на отсечение, что из тех редких интеллектуалов, кто их прочёл в наши дни, только я один им и поверил!

Вечером Пфаффер отказался от ужина и долго расхаживал по комнате, рассуждая сам с собой.

Всё говорило за то, что неведомым похитителем сокровищ был он, он, и ни кто другой. В самом деле: раритетная книга, наверняка в единственном экземпляре дошедшая до двадцать третьего века, волею случая оказалась в его, Пфаффера, руках. Дата, когда Керкийон проник в пещеру, известна. Маршрут, которым француз добирался до пещеры, вполне может быть восстановлен по множеству ориентиров, указанных в книге. Керкийону, писавшему свои мемуары через десяток лет после того злополучного происшествия, не было смысла скрывать местоположение тайника, ведь он был пуст! А между тем эти ориентиры наверняка можно отыскать на старинных картах Аравийского полуострова, которые можно заказать через Интернет. В двадцать третьем веке человечество располагало подробнейшими географическими картами всех стран и всех времён, существовала даже карта Гондваны — протоматерика, исчезнувшего десятки миллионов лет назад, причём можно было не сомневаться в её точности, поскольку была составлена картографами, лично посещавшими эту самую Гондвану…

Дело оставалось за малым: нанять хрономобиль и перелететь в нём в восьмое августа 1786 года. В неприметном, робком служащем словно прорвало какой-то кран. Мысли о несметных богатствах, которые посылала ему судьба, подстёгивали его и заставляли действовать. Все вечера теперь он пропадал на ускоренных курсах вождения хрономобилей, а ночи просиживал над картами средневековой Аравии.

Часами из его комнаты доносился шелест бумаг и бормотанье:

— Караванная тропа… Та самая караванная тропа… Два градуса к югу… Надо свериться с другой картой…

Жену, входившую к нему с кофейником, он огорошивал вопросом:

— Так что же мейсенский фарфор?

Она удивлялась:

— Какой ещё фарфор?

— Ну, дорогая! — Пфаффер откидывался в кресле, отдувался и вытирал платком вспотевшую лысину. — Я уже третий день прошу тебя узнать, каковы нынче цены на мейсенский фарфор, картины Рубенса и недвижимость на Лазурном берегу!

Жена делала круглые глаза и начинала что-то лепетать, но он не слушал её.

— Да, дражайшая Софи, да, да, да, — говорил он и хитро щурил глаз. — Нам неплохо бы переехать в более приличный особнячок! Я тут уже приглядел один, миллионов этак на пятнадцать… — И заливался беззвучным смехом, потирая свои пухлые руки.

Как только озадаченная Софи выходила, из-за приоткрытой двери снова доносилось:

— Это несомненно здесь… Керкийон двигался от русла высохшей реки на юго-восток… Четыре конных перехода за одиннадцать часов… И не забыть захватить бархатные мешочки для ювелирных изделий!

Наконец настал решающий день.