Ну же, мой мальчик, как ваше имя?
Освободившись наконец от объятий Жюдит, мужчина поднялся с надменной улыбкой на губах.
— Мое имя? Жена уже устала вам повторять: меня зовут Керноа.
— Ложь! Говорите правду, не то я для начала всажу вам пулю в колено…
— Что вы хотите от меня услышать? Я же вам говорю: меня зовут Керноа.
— Хорошо, вы утверждаете, что вы доктор Керноа, а мне доподлинно известно, что он покоится на дне могилы в Ланво…
По огню, блеснувшему в глазах мнимого доктора, Жиль догадался об опасности. Не опуская пистолета, он осторожно оглянулся. Из соседнего салона на цыпочках крались два гигантских швейцара, в руках у них были дубинки. Но войти в комнату им не удалось. Первый из них споткнулся о ногу Понго и растянулся во весь рост, второй, оглушенный кулаком Винклерида, составил ему компанию. Мгновенно индеец сел верхом на того швейцара, который только споткнулся, и, приподняв за волосы его голову, приставил к горлу кинжал. Керноа позеленел, хотел броситься на помощь молодому швейцару, но наткнулся на дуло пистолета Жиля. Турнемин понял, что жизнь его была особенно дорога хозяину игорного дома.
— Не торопись, Понго, — небрежно сказал Жиль, — перерезать горло этому молодцу ты еще успеешь, если наш дорогой доктор не проявит понимания.
— Нет, нет, прошу вас, — стонал Керноа, — не убивайте его. Я… я не переживу его смерти…
— Я знаю и это, — гневно бросил ему Жиль.
Затем, повернувшись к ничего не понимающей Жюдит, Турнемин безжалостно добавил:
— Вот видите, дорогая, вы даже не знаете, что происходило в вашем доме. Например, как вам нравятся нежные чувства, которые питал ваш мнимый муж к этому молодому швейцару, чувства, значительно более нежные, чем к вам…
Бледная как смерть, она подняла на Жиля невидящие глаза.
— Нежные чувства? Я не понимаю…
— Понять это трудно, особенно вам, мадемуазель де Сен-Мелэн, при всей вашей гордости и независимости. Но мои слова означают следующее: ночи, которые ваш мнимый муж отказывался проводить в вашей постели, он проводил в постели своего лакея, который был для него и любовником и любовницей. Но вам не надо волноваться, этот человек вам чужой, вы никогда не были с ним обвенчаны. Правду я говорю или нет? — добавил он, обращаясь к самозванцу.
— Правду, — ответил тот, косясь на нож Понго.
— Кто вы такой?
— Секретарь графа де Модена. Секретарь и ученик. Меня зовут Карло Мариани…
— Его ученик? Так это он научил тебя усыплять слишком нервных женщин?
Мариани потупился.
— Наверное, вы сам дьявол, если знаете и это…
— Дьявол я или нет, не важно. Но насчет усыпления я не ошибся?
— Вы не ошиблись. Когда мадемуазель де Лятур поселилась у мосье, граф завел привычку усыплять ее, она прекрасный медиум. Во сне она рассказала ему всю правду о своей прошлой жизни и о свадьбе с доктором Керноа. Она так точно описала его, что мы смогли оживить покойника. Я тщательно выучил роль, и мне было нетрудно убедить Жюдит в том, что я действительно Керноа.
Теперь я вас умоляю! Уберите нож! Я… не переживу его гибели!
— Ты так его любишь! — бросил Жиль саркастически. — Может, ты согласишься умереть вместо него?
— Да, потому что жизнь без него стала бы для меня невыносимой!
— Вы слышали, сударыня?
Ответом ему было шуршание шелка и болезненный вздох. Предоставив Мариани заботам Винклерида. Жиль обернулся: Жюдит упала в обморок. Минуту он смотрел на нее, такую хрупкую и трогательную, похожую скорей на девочку-подростка, чем на женщину. |