— Я должна тебе сказать…

— Нет. Для разговоров есть утро, — произнес он тоном хранителя, но шотландский акцент исчез. — А теперь… Мне понравился твой вкус, и я намерен распробовать его по-настоящему.

Он поставил кубок и поцеловал ее, чего не делал с той ночи в темнице Хея. Поцелуй был таким неистовым, что Грейс запустила пальцы ему в волосы, прижала к себе его голову, чуть не застонав от счастья и возбуждения. «Своими поцелуями он мог бы приобрести целое состояние», — подумала она. Какая женщина не отдала бы все золото, чтобы испытать эту сладостную игру губ и языка, эту изумительную смесь поддразнивания, обещания и властности? Он целовал ее, как ангел, вернее, как дьявол, ибо ангелы не знают плотских удовольствий.

Ниал быстро встал и отнес ее на кровать. Задыхаясь от желания, она обхватила его ногами, вцепилась ногтями в плечи. Он перекатился на спину, и Грейс, взяв обеими руками его плоть, медленно села на нее.

Проникновение было полным, но она уперлась ему в живот и надавила еще сильнее, чтобы поглотить все без остатка. Господи, она совсем обезумела, ей мало даже этого? Ее тело изголодалось по мужской тверди, и она продолжала бешеную скачку, пока не упала, содрогаясь от страсти, на грудь Ниалу.

Этого тоже было недостаточно.

Его плоть оставалась твердой, и как только к ней стали возвращаться силы, тут же вновь вспыхнуло желание.

Ниал засмеялся, и она мгновенно села. От резкого движения он вошел в нее еще глубже, наверное, поэтому они овладели друг другом еще более яростно. На этот раз Ниал ее опередил, и только когда она почувствовала извержение семени, ее потряс очередной оргазм.

Проснувшись, Грейс увидела, что пламя в очаге еще горит, и ей не удалось определить, сколько прошло времени. Ниал спал. Она склонилась над его мягкой плотью, взяла в рот, чувствуя, как оживает острие его страсти, быстро твердеет, и опять села на него.

Ниал лежал, стиснув зубы, чтобы дать ей возможность сполна насытиться его телом. Грейс не оставила без внимания ни единого дюйма: целовала подбородок, закрытые глаза, дивный рот. Наконец, доведя себя до изнурения, она упала на кровать и, зная, что Ниал контролирует себя, начала ласкать его плоть языком. Раздался какой-то хриплый рык, и в следующий момент ее опрокинули на спину.

— Всю ночь ты пользовалась мной как хотела, — прошептал он, с силой входя в нее. — Теперь моя очередь.

Огонь в очаге погас, свеча догорела, и в темноте Ниал делал такое, чего, как она думала, никогда бы не позволила мужчине. Но вместо сопротивления Грейс упивалась его грубой сексуальностью.

Потом они молча лежали рядом, ее голова покоилась у него на плече, а рука Ниала поглаживала шелковистые соски. Грейс ощущала его запах, острый, неповторимый, и поняла, что больше не сможет вспомнить запах Форда.

Горе наконец вырвалось наружу, и она безутешно зарыдала. Ниал крепче прижал ее к себе, но Грейс отстранилась. Она не знала, сколько времени длилась истерика, рыдания продолжали сотрясать ее тело, лицо и глаза опухли, в груди болело, в горле пересохло, оттуда вылетали какие-то животные звуки. Ниал не отпустил ее, даже когда она принялась молотить его кулаками и царапать. Она словно мстила ему за две бессмысленные смерти, за свою разбитую жизнь, за страх и ярость прошедшего года.

Внезапно Грейс начало тошнить, и он быстро отнес ее к горшку, держал, пока не кончилась рвота, потом, дав ей вина, снова уложил на кровать.

— Ты любила его, — тихо сказал Ниал, отбрасывая волосы с ее посеревшего лица. — Должно быть, ты по нему еще не плакала, да?

— Не плакала. — Звук походил на карканье. — Я не могла.

Несмотря на боль от неумеренных занятий любовью, Грейс не сопротивлялась, когда он снова вошел в нее.