— Бедная лошадка… — Ципурка явно был удивлен «лекцией» своего молодого коллеги, но старался не подавать виду.

— Но самое главное — крест, — продолжал Глеб. — Это так называемый «патонс пате», ранняя его модификация. Здесь он еще очень похож на мальтийский крест — выпуклости между острыми концами едва просматриваются и сами концы прямые. С течением времени эти концы изогнутся и между ними как бы вырастет тупой шип. В конце шестнадцатого века крестом «патонс пате» начнут расшивать мантии западноевропейских вельмож и вплетут его в различные растительные орнаменты. Так вот, первые сведения о появлении «патонс пате» относятся к началу шестнадцатого века. А точнее — к 1509–1510 годам. Я бы мог сейчас назвать даже источник этих сведений, но, думаю, что в данный момент сие не главное.

— Недурно… — старик с удовлетворением улыбнулся. — Это все?

— Нет, не все. Этот ваш раритет — большая загадка. Мне так кажется.

— Почему?

— А потому, что в углах изображен ранний герб Ордена иезуитов — солнце с крестом. Странное сочетание… Уже одно это обстоятельство наводит на мысль, что пластина — очень даже любопытная штуковина. Хорошо известен исторический факт, что золото тамплиеров, на которое зарились палачи, исчезло. Предвидя аресты, храмовники его куда-то спрятали. Эти сокровища — а они были просто баснословными — до сих пор ищут. Особенно усердствовали в поисках золота рыцарей Храма отцы-иезуиты. Поэтому соседство на этой пластине гербов тамплиеров и «псов Господних», как называли в прежние времена иезуитов, более чем странное. Возможно, пластина принадлежала иезуиту, являющемуся тайным поклонником возрождающегося Ордена храма. Как раз в XV–XVI веках начался ренессанс тамплиеров. В общем, непонятно… В этом есть какая-то загадка.

— Да, мил дружочек, есть… — с этими словами дед Ципурка взял в руки пластину и нажал на выпуклый выступ в виде головки заклепки посреди креста «патонс пате».

Внутри пластины что-то мелодично щелкнуло, и крест приподнялся над пластиной. Ципурка сначала повернул его два раза против часовой стрелки, отчего крест немного опустился, а затем стал поворачивать в обратную сторону — будто заводил будильник.

У Глеба даже глаза от удивления полезли на лоб — пластина начала раздвигаться! Примерно так были сконструированы полевые иконы-складни (или триптихи) — чтобы их легко было транспортировать — во время войны 1914 года, но они раскладывались безо всяких механических ухищрений, при помощи рук.

А тут неизвестный мастер умудрился запихнуть в не очень толстую пластину какой-то мудреный и весьма миниатюрный механизм.

Когда пластина снова стала единым целым (лишь увеличившись в размерах), снова раздался щелчок, и крест опустился в свое гнездо. Как Глеб ни смотрел, он так и не смог определить, где находятся пружина и шестеренки, приводившие в движение две остальные части этого бронзового складня.

— Фантастика… — сказал восхищенный Глеб.

— А то… — довольный Ципурка растянул в улыбке рот до ушей.

Удивительно, но его морщинистое худое лицо не вызывало в Тихомирове-младшем тех неприятных ассоциаций, которые испытывают молодые люди, общаясь со стариками, особенно с чужими, неродными. Как это ни больно сознавать, но к старости человек чаще всего становится безобразным. Что вполне объяснимо. И не только с точки зрения физиологии.

С годами все тайные пороки, которые мы тщательно скрываем от окружающих, начинают выползать на лицо.