Алексей Зубко. Сокрушительное бегство
ПРОЛОГПоследствия неумеренного потребления алкоголя
Спасение убегающих – дело ног самих убегающих. Моисей
– Не понял… – С трудом сфокусировав хаотично прыгающий из стороны в сторону взгляд, я пытаюсь путем логических умозаключений определить, которая из этих двух дверей ведет в мою скромную обитель. Но мне мешает навязчивая мысль, нашептывающая в правое ухо, что еще утром их было в два раза меньше – ровно одна. – Ерунда какая‑то! Откуда тогда взялась вторая? Поправив галстук, узел которого почему‑то оказался во внутреннем кармане пиджака, я решительно делаю шаг вперед и вскидываю на уровень груди сложенные пучком пальцы правой руки. Обычно для открывания дверей магией я не пользуюсь, но тут такой случай… Обе двери послушно распахнулись во всю ширь, одинаковые охранные системы на их внутренней стороне оскалили свои львиные морды и пропели‑прорычали в один голос: – Приветствуем вас, уважаемый квартиросъемщик Иван Кошкин! – Ик!.. Вот черт! – Мои надежды на то, что откроется только одна дверь, которая и окажется моей, не оправдались. Они обе ведут себя так, словно и впрямь в каждую можно войти и попасть в мое жилище. Что в общем‑то логично, поскольку на этом этаже чужих дверей нет. Даже лифт делает последнюю остановку этажом ниже. Ничего не попишешь, чердачное помещение… то бишь как это по‑ненашенскому… апартаменты пентхауз. Хотя и с уклоном в нашу действительность. Тем не менее дверь здесь должна быть лишь одна, моя. Откуда же взялась вторая? В задумчивости принимаюсь почесывать кончик носа, но после того как один палец провалился в ноздрю, а второй едва не попал в глаз, оставляю это опасное для здоровья занятие и приступаю к более внимательному осмотру дверей. Одна, вторая и… третья?! – Что вы себе п‑позволяете?! – возмутился я. – Приветствуем вас, уважаемый квартиросъемщик Иван Кошкин! – в один голос повторили три львиные морды, в детстве, видимо, не читавшие Грибоедова и поэтому прислуживающие очень рьяно, вкладывая в этот процесс всю свою электронную душу без остатка, до последнего диода. Сезон деления у них, что ли? В колени мне ткнулась рогатая голова плюшевой игрушки, своим окрасом цвета ржавой воды кого‑то мне напомнившая. Судя по количеству голов – Цербер, а на самом деле… Но раскачивающаяся под ногами площадка не располагает к долгим умственным нагрузкам, и я решаю не баламутить зря глубины своего подсознания с целью извлечь оттуда хоть какое‑то воспоминание, – из‑за часового запоздания с опьянением оно еще не дошло до кондиции, достаточной для ведения конструктивной беседы с сознанием. – Которая из вас моя? – уперев руки в боки, строго спросил я. Двери испуганно заметались, стараясь одна за другой укрыться от начальственного ока. – Приветствуем вас, уважаемый квартиросъемщик! – попытались выслужиться две двери, остановив на миг свое хаотичное движение. А затем вновь сорвались с места, и их стало снова три, или… ну вот!.. уже четыре. Обиженный, я лег там же, где стоял, положив под голову добровольно подвернувшуюся под руку здоровенную плюшевую игрушку, и палуба подо мной закачалась, и корабль понес меня куда‑то, кренясь то в одну, то в другую сторону. Последней моей мыслью было: уплыть бы так далеко, чтобы длинные руки тетушки Акулины Степановны не могли дотянуться до меня. Кажется, я пытался сие желание выразить словами, на удачу скрестив пальцы в кармане, вот только… начался шторм. Баллов на семь‑восемь. Матросы на вантах дружно проорали: – Слушаюсь и повинуюсь, господин! «Почему „господин“? Непорядок! – возмутился я. |
