Винтовка была у меня в левой руке, и палец лежал на спусковом крючке. Я приподнял ее и нацелился на них. Против нас двоих стояло девять здоровенных лихих ребят, и, судя по всему, могла пролиться кровь.

Но только никто из них не пошевелился.

Высокий, красивый парень, возглавлявший шайку, поглядел на нас и гордо заявил:

— Я Черный Фетчен.

Галлоуэй обратился ко мне:

— Он сказал, что он Черный Фетчен. Флэган, ты испугался?

— Если подумать — не очень. Хотя раз или два в жизни я по-настоящему испытал страх. Помнишь того команча? Тогда на секунду мне показалось, что он меня прикончит.

— Но ты с ним справился, Флэган. Ну, а теперь, как ты думаешь, что нам сделать с этими бандитами?

— Он ведь сознался. Прямо так взял и честно признался, кто он. Он Черный Фетчен. И не пытался врать. Нужно отдать должное человеку, который совершил такой мужественный поступок.

— Может, и так. — Галлоуэй говорил совершенно серьезно. — Но, думаю ты в нем ошибаешься. Да, он признался, что его зовут Черный Фетчен, но в его голосе я не услышал стыда. По-моему, человек, который говорит: «Я Черный Фетчен», должен испытывать чувство стыда. Мог бы, по крайней мере, склонить голову или поковырять носком землю.

Черный Фетчен зверел на глазах.

— С меня достаточно! Клянусь Богом!..

— Погоди, Черный, — раздался голос Колби Раффина. — Я видел их раньше. Это Сэкетты. Они вернулись из бизоньих прерий.

Мы, Сэкетты, лет сто воевали то с одним, то с другим кланом, и никто не скажет, что не собрали свою долю скальпов, но первым никто из нас не лез на рожон, не искал неприятностей.

Выслушав Раффина, Фетчен вроде как опустился в седле. Мы не были парой безрассудных сопляков с гор, которые готовы вляпаться в любую заваруху. Фетчен, конечно, не струсил, но только дурак сомневается в том, что пуля из винчестера с расстояния в сорок футов пройдет мимо. Узнав, кто мы такие, он понял, что не промахнемся, поэтому поудобнее уселся в седле и даже улыбнулся.

— Извините, ребята, но шутка есть шутка. Мы приехали в город по делу и не намерены выяснять с вами отношения. Я готов повторить: мы извиняемся.

— Так-то оно так, — согласился я, — мы принимаем ваши извинения, поскольку вы их предлагаете, но, чтобы ненароком не возникло проблем, почему бы вам не скинуть железки на землю? Бросьте оружие — и все забудем.

— Будь проклят, если я сделаю это! — заорал Тори Фетчен.

— Ты умрешь, если не сделаешь, — жестко отчеканил Галлоуэй. — Что же касается твоего проклятья, то тебе придется объясняться насчет него с Господом Богом. Ты бросишь оружие или мне стрелять?

— Делайте, как он говорит, ребята, — приказал Черный. — Уж такой сегодня неудачный день. Завтра начнется следующий.

Они бросили оружие на землю, но Галлоуэй любил подравнивать бахрому по краям и доводить дело до конца.

— А теперь, джентльмены и коллеги-греховодники, я сообщу вам, что сегодня вы заглянули за край долины теней, — начал он чинно, — возблагодарим Господа за то, что Он показал нам, как уязвима и слаба плоть, как близко мы стоим к Судному Дню, так присоединитесь же ко мне в пении псалма «Скала времен», — и, указав на Черного Фетчена, завершил речь: — Ведите хор, мистер. Надеюсь, голос у вас соответствующий.

— Ты сошел с ума!

— Может быть, — согласился Галлоуэй, — но вы должны петь громко и четко. Начинаем по счету «три», и, пожалуйста, по-хорошему прошу, пойте все.

— Пошел к черту!

Семнадцать лет назад Тори не терпелось доказать, что он крутой, так он думал о себе сам, ну а точнее, ему хотелось показать свой норов другим.