— Вам дорогу проложили, — вдруг вырвалось у меня. — Как ледоколы!

— Ну, положим, мы сами себе ледоколы, — усмехнулся командир, — хотя надо отдать вам должное. Вы действовали со смекалкой…

— Товарищ полковник, — прервал его Слепцов, — смотрите: занятная штука!

Он уже успел надеть на левую руку тонкую перчатку и этой рукой поднять дубинку. Та была похожа на отпиленный толстый конец бильярдного кия.

— Утяжеленная, — констатировал прапорщик. — Свинец там, наверное.

— Холодное оружие — друг шпиона, — насмешливо констатировал Романов. — Ну…

Он был прерван ошалевшим часовым, подбежавшим у нам с внешней стороны:

— Что… то… виноват! Товарищ полковник, что…

— Рядовой Кононов! — возвысил голос командир, — вам что, Устав гарнизонной и караульной службы неизвестен⁈

— Не… Так точно! Известен…

— Па вашем посту происшествия есть?

— Никак нет!

— Ну и продолжайте службу! Происшествий нет, ничего не видели. Караульная собака проявила бдительность, только и всего. Вы тоже. Ясно?

— Так… так точно!

— Продолжать несение службы, Кононов! Не отвлекаться.

— Есть!

— Данный диалог тоже, разумеется, не слишком соответствовал Уставу, а точнее, вовсе не соответствовал, но жизнь сложнее правил, а уж в нашем случае тем более.

— Ну, — повернулся Романов к своему теперь уже бывшему заместителю, — теперь вставай, Анатолий Александрович. Будем говорить, как ты дошел до жизни такой…

Деклассированный замполит так осунулся, что казался постаревшим лет на десять.

— Да чего там говорить, Евгений Палыч… — тускло пробормотал он. — Будто ты не знаешь. Или не догадываешься…

— Из-за Наташки твоей, что ли? — командир скривил губы в ухмылку.

Синяков сумрачно засопел.

— М-да… — протянул полковник. — Нет, не пойму я этого! Из-за п…зды поганой Родину продать? Офицер! Присяга!..

Подполковник вдруг взбеленился, глаза сверкнули:

— Не сметь! Не смей так говорить!

Он даже рыпнулся вперед, но Слепцов жестко прихватил его левой, а правой, то есть пистолетным стволом ткнул в бок.

— Спокойно, Отелло! На зоне теперь будешь свою прошмандовку ревновать. Может, она тебе еще и передачки носить будет… Хотя при твоих-то делах наверняка тебе придется лоб зеленкой мазать.

Задержанный вновь возмущенно забарахтался от «прошмандовки», как окрестили объект, судя по всему, его большого чувства. Но его вновь угомонили пистолетом:

— Спокойнее! Спокойнее!..

Он притих. Вздохнул.

— Ладно, я спокоен… — произнес действительно спокойным, почти смиренным голосом. — Вас, наверное, интересует…

— Естественно, — перебил Романов. — Но прежде…

Тут он спохватился:

— Так, ну-ка, знатоки, Богомилов с Сергеевым, идите-ка отсюда. С вами отдельный разговор будет. Пес твой, Сергеев, молодец, просто герой. Как тебя, псина, Гром?

— Р-р-р…

— Ишь ты, какой красавец. Идите, отдыхайте. Разбираться завтра будем. Объявляю личное время. Все, вперед

— Разрешите… — начал было лейтенант, но командир рявкнул:

— Не разрешаю! Все потом.