— Но у него ведь винтовка... И голодный к тому же — он, наверное, сейчас совсем бешеным стал...

— В Китае я был, — вздохнул староста. — Там что ни деревня, что ни поселок — все окружены крепостными стенами...

— Крепостными стенами, вот это да... — с досадой протянул помощник старосты.

— Да, именно крепостными стенами.

— Какие там крепостные стены — обыкновенные глинобитные заборы...

— Верно, обыкновенные глинобитные заборы — ну и что из того...

Напуганные звуком, напоминающим скрежет цепи, все враз обернулись — это большие напольные часы начали бить восемь. Кашлянув, настоятель посмотрел на остальных:

— Чего делать будем?

— Схватить его надо и избить до полусмерти!

Угрозы исходили от одного помощника старосты, но, если подумать, делал он это не зря. В деревне он остался лишь один тридцатилетний, которого не взяли в армию. Но все-таки теперь тон его уже не был таким же решительным, как вначале.

Полицейский бодро кивнул:

— Это верно, непатриот все равно что паршивый пес, но... — Он понизил голос и склонил голову набок: — Винтовка у него... Нагоним, а этот изголодавшийся непатриот — с винтовкой. Что тогда будет, представляете?..

— Верно, верно — все равно что сумасшедший с мечом... — помахал рукой настоятель перед носом помощника старосты и заглянул в глаза полицейскому: — Что же делать?

— Что делать, говорите? Это ведь... — Староста схватился пальцами за нос и неожиданно заявил: — Вряд ли этот дезертир наш, деревенский...

— Вряд ли! — Помощник старосты напыжился и сказал громко и убежденно: — Нет, не наш, он откуда-нибудь с юга, это уж точно!

— Ладно, а почему он тогда дезертировал? В такой мороз.

— Верно... Он же понимал, что никуда ему не скрыться... Родителей жалко...

— Я слыхал: в какой-то деревне вдова больше двух месяцев прятала на чердаке дезертира.

— Это старая история. Теперь таких непатриотов уже нет.

— Верно...

Смотри ты, как они все растерялись. Каждый забеспокоился. Страшно им влипнуть в эту историю. Узнай они что-нибудь, не замарать рук ни за что не удастся. Зажмут себе уши — руки, которыми зажмут, и те услышат вопли этого человека, который будет молить о помощи. А зажать уши — значит стать соучастником преступления... и сразу же выходит, что ты в сговоре с преступником.

— Хм, а я вот что думаю, — сказал полицейский медленно, без всякого выражения, потирая при этом нос. — Нужно каким-то способом срочно оповестить всю деревню... Поскольку дезертир подходит к деревне, нужно как следует запереть двери и не покидать домов... Как во время воздушной тревоги, света не зажигать, а если он окликнет снаружи, не отвечать... Если заговорить, он это сразу же использует... К примеру, начнет с того, что попросит попить... Но это только зацепка: дадите попить — попросит еды... дадите еды — потребует одежду, чтобы переодеться... за одеждой последуют деньги... дадите денег — еще чего-нибудь запросит. Пожалеешь человека, поможешь ему, а самому плохо придется: раз ты его увидел, он на что угодно пойдет...

Все трое, ожидая, что еще скажет полицейский, затаили дыхание. Но он не собирался, кажется, продолжать, и староста спросил:

— Хорошо бы, жандармы прибыли...

Настоятель, поднимаясь, сказал грустно:

— Мой сын далеко...

Староста стал поспешно звонить в пожарную команду, его помощник тоже встал со своего места вслед за настоятелем:

— Всем собраться побыстрей на площади... Ясно?..

Не прошло и часа, как деревня знала о случившемся. Во всех домах, точно прошло сообщение о надвигающемся тайфуне, были прикрыты ставни, поломанные укрепили с помощью досок.