Набежали волосатые из группы Вау. Часть ринулась в прореху, проделанную Дартом, часть, во главе с вождем, обошла пришельцев, отрезав их от воды. Кто-то свалился, сраженный дротиком, кто-то взвыл под ударом секиры, но в ближнем бою сила и сучковатые палицы давали криби преимущество. С победным ревом они крушили противникам кости; тиан, отступая шаг за шагом, откатывались к дюнам и умирали с холодными бесстрастными лицами. Яростная схватка кипела на песчаном берегу, под быстро темнеющим сизым небом, и на мгновение Дарта пронзила нелепость вершившегося. Что он делает тут, среди первобытной орды? За что сражается, кого убивает, кого защищает? Потом он вспомнил о пленнице и с удвоенной энергией заработал шпагой.

    Чутье бывалого солдата подсказывало ему, что враги еще никогда не сталкивались с подобным оружием. Клинок, способный колоть и рубить, был для них чем-то новым, незнакомым и потому ужасным; секиры и дротики не защищали от серебристой сверкающей полосы, и каждый удар, каждый укол и выпад был смертоносен, как рухнувшая с неба молния. Шаг за шагом пробиваясь к женщине, Дарт зарубил еще четверых, с привычной сноровкой орудуя клинком; он не помнил, когда и в какой стране ему преподали это губительное искусство, но твердо знал, что является мастером, одним из лучших фехтовальщиков Земли. Временами в памяти его мелькали названия приемов и стилей, лица и титулы бойцов, с которыми он скрещивал клинок; он слышал азартные выкрики, видел колыхание перьев на шляпе, противника в окровавленном камзоле, роняющего шпагу. Впрочем, эти воспоминания были смутными, очень смутными.

    Дротик предводителя тиан вспорол кожу на его плече. Вождь был выше остальных пришельцев, шире в плечах и, вероятно, старше: его чешуя поблекла, а на голом черепе и лбу отливала серым. С длинной гибкой шеи свешивалось ожерелье из зеленоватых раковин, другие раковины и перышки переливались на искусно инкрустированных ремнях, три темных глаза с угрозой смотрели в лицо Дарту. Он прыгнул вперед, ударил тяжелым башмаком по ноге предводителя и, когда тот покачнулся, пронзил ему кинжалом висок. Кость с хрустом треснула, и труп свалился прямо на пленную женщину.

    Волосатые взревели, затем раздался громкий вопль Вау, сигнал к окончанию схватки, и Дарт, выпрямившись, увидел, что никого из пришельцев взять живьем не удалось. Пляж, заваленный мертвыми и ранеными, напоминал скотобойню, на взрытом песке валялось оружие, пестрели багровые и оранжевые пятна, и криби, пробираясь среди тел соратников и врагов, добивали тех и других, тащили трупы к пещерам. Теперь это было всего лишь хак-капа – мясо, предназначенное для вертелов.

    Женщина, придавленная телом мертвого вождя, зашевелилась. Дарт наклонился, сдвинул труп, перерезал веревку и помог ей подняться. Сердце его, бившееся в ритме сражения, ударило еще сильней и чаще; образ Констанции на миг промелькнул перед ним, но тут же исчез, будто смытый водопадом золотистых локонов. Глаза у пленницы были серыми и огромными, в веерах удивительно длинных ресниц, губы – яркими, алыми, грудь – высокой, а стан и бедра – тех изящных форм, какие будили воспоминания о вазах и древних беломраморных статуях. Но главное, она была теплой, живой и находилась здесь, рядом, в отличие от Констанции.

    «Увижу ли я ее когда-нибудь?..» – мелькнула мысль у Дарта. Без Марианны разделявшие их бездны казались неодолимыми…

    Пленница, изумленно приоткрыв рот, смотрела на него. Он поклонился, приложил к сердцу ладонь, затем произнес на фунги, тщательно подбирая слова:

    – Не опасайся за свою жизнь. – И, сделав паузу, добавил: – Могу ли я узнать имя благородной госпожи?

    Губы женщины шевельнулись, будто она хотела ответить, но тут ее взгляд упал на труп предводителя тиан.