Владимир Максимович Богомолов. Солдатская смекалка
Во время знаменитого рейда буденовской кавалерии по тылам белых, разгромили конники штаб генерала Покровского. Правда, сам генерал скрылся, но все важные бумаги и карты остались в штабе. Среди них был секретный приказ о готовящемся наступлении на Царицын. Времени для раздумий у Буденного совсем не оставалось: утром кавалерия генерала Фицхелаурова двинется на город с севера, а с юга нанесут удар части генерала Мамонтова. Надо во что бы то ни стало предупредить штаб фронта. Как это сделать? Телефонная связь не работает, телеграфа нет, посылать отряд в Царицын нельзя: белые сразу догадаются, что буденовцы едут с каким-то важным заданием, А ведь враги кругом, их в десять, а может быть, в сто раз больше, чем красных кавалеристов. Тут нужно какую-нибудь хитрость придумать. Думал-думал Буденный и придумал послать не отряд и даже не несколько человек, а одного бойца. Но такого, чтоб ему белые поверили, будто он навоевался и за красных, и за белых и идет в свою родную станицу. Таким человеком вызвался быть Иван Бочкарев. Он только что переболел тифом, вид у него был жуткий: одни кости, обтянутые кожей, да торчащий нос, а тут еще вдобавок в последнем бою Ивана в руку ранило. Разыскали для Ивана старую дырявую шинель, драную гимнастерку, ботинки проволокой перетянули, чтоб подошва не осталась на дороге, а папаху дали такую, что ее и на огородное пугало добрый хозяин не повесит. Все это было сделано, чтобы никто не позарился на Иванову амуницию. Вручил ему Буденный свое коротенькое донесение и приказ белоказачьего генерала и попросил так спрятать бумаги, чтоб ни один кадет не смог отыскать. Зашел Иван за загородку, посидел там несколько минут и вышел. — Спрятал? — спросил Семен Михайлович. — Ищите, — ответил Иван. Но Буденный не стал искать. Проводил Бочкарева до крайних хат, пожал ему руку и сказал: — Наган зря не взял. Пригодится. — Нет, товарищ командир, — ответил Бочкарев, — раз уж я решил не воевать, то оружие мне только помешать может. Сказал так, сел на замухрышенную кобылку и ну ее стегать плеткой, чтобы быстрее бежала. Сторожевой отряд по приказу Буденного дал несколько выстрелов вдогонку Ивану. Но ни одна пуля не только не задела казака, но даже над головой не прозвенела: стреляли холостыми. А Иван, петляя и припадая к гриве вороной, ехал прямо на передний край белых. Только доехал до заставы, свалился с коня, пить попросил. Пока Ивана вели в штаб, встретил двух станичников, узнал, что мать живая и все жданки прождала. На радостях Иван начал обнимать станичников здоровой рукой. Папаха у него свалилась под ноги. Хотел Бочкарев поднять ее, а тут перед ним офицер. Вытянулся Бочкарев как струна, глазами впился в сытое лицо белогвардейца и доложил, что он бывший солдат драгунского полка, после ранения лежал в Камышинском госпитале, а теперь до полной поправки едет в родную Иловлинскую станицу. Те два казака подтвердили, что Бочкарев действительно их земляк. Выслушал офицер солдата, ехидно улыбнулся: — Как же это тебя буденовцы пропустили? — Это какие, которые стреляли? — удивился Иван. — Ты дураком не прикидывайся, — начал сердиться офицер. — Через Ольховку шел? — Нет. Через Балыклей шел. Вернее, ехал. Я ж вот эту вороную на табак выменял. Думаю: табак все равно отберут, а коня, может, оставят. Верно, ваше благородие? — Верно, служивый, — согласился офицер и тут же приказал обыскать задержанного, да получше. Сняли кадеты с него шинель, ощупали складки гимнастерки и брюк, вывернули карманы, велели разуться. Плачет от обиды Иван, но приказания выполняет. |
