А те четыре, что снаружи в город едут, те из какого-нибудь маленького блуждающего котелка выбрались, а теперь осиротели, отбились и хотели бы домой, ко двору, а у двора чужие части стоят… Пусти ты их свободно, Алексей Алексеевич, навстречу, а я самоходками их из засады накрою. Давай сообразим по карте, как это будет.
Они стали соображать.
— Нельзя, — неуверенно сказал Бакланов. — Я боюсь считать врага глупым. А если это его хитрость? А ведь у меня там батальон… Давай твои самоходки на северо-запад, освободи меня от тяжелых машин.
Он взял трубку и приказал командиршу западного батальона:
— Петр Иванович! Подержи еще маленько их огнем. Против тяжелых сейчас тебе поможем, против средних воюй сам и давай все время их координаты на КП артиллеристам — тебе видней. Как ты думаешь, что ты мне еще хочешь сказать?
— Ясно, товарищ полковник, — ответил командир западного. — Беспокойства большого нет. Я думаю управиться без потерь, у них машины идут не резво, веры у них нету, они пропадут…
Кузьмин ушел на свой командный пункт. Вскоре пришел начальник штаба Годнев.
— Есть новая разведка?
— Ничего нельзя сделать, Алексей Алексеевич. Люди ходили чуть не до центра города, проникали в дома, но дельного ничего не обнаружили и населения не видели.
— А ведь население есть, не могло оно целиком уйти отсюда.
— Не могло… Тот, кто узнал кое-что, не пришел назад, — сказал Годнев. — Две группы разведчиков до сих пор не вернулись, одиннадцать человек.
— А что ты думаешь, майор?
— Трудно. Штурмовать втемную нельзя.
— Нельзя, — сказал полковник. — Этот город надо взять малым боем, но большой разведкой.
— Точно, товарищ полковник, — согласился майор.
— «Точно»! А что «точно»? Как мне надоело это слово! — рассердился Бакланов. — Все говорят «точно» и «точно» — как пластинки в патефоне. А что именно «точно», когда вы не можете предложить плана операции! Ну ладно, извините меня, я еще больше чувствую себя виноватым, чем вы.
Годнев молчал. Немного погодя позвонил Кузьмин.
— Алексеич! — сказал артиллерист. — Четыре тяжелых я изувечил, а средних пока не удается накрыть, они уходят обратно ко двору. Ну как, хорошо, или ты недоволен?
— Что хорошего, когда плохо: шесть машин ведь уйдут, и нам еще придется с ними иметь дело, — ответил Бакланов. — Топчемся мы тут зря. Преследовать их! Преследовать их надо в упор огнем по пятам! Загнать их в трущобу, откуда они вышли!
Последние слова Бакланов произнес с той страстью, которая была свойственна его натуре; он знал, что если мысль бывает временно бессильна, тогда полезно предаться действию, и действие всегда подскажет истину и даст решение.
— Есть, товарищ полковник, — ответил артиллерист. — Я сейчас попробую…
— Не пробовать надо, а делать, быстро и надежно… Пустите им вослед четыре-пять самоходок, две-три установки пусть бьют с хода слепящим огнем по дотам с ближней дистанции, остальные преследуют танки до конца. Потом сразу мне сообщите результат. Ну все… Действуйте живым боем!
Вскоре прибыл ответ из штаба фронта. В сообщении подробно излагались все сведения об этом немецком городе: количество зданий, их стиль, время постройки, техническая характеристика сооружений, способ планировки, занятие жителей и многое другое. Бакланова более всего заинтересовали экономические сведения о районе, прилегающем к городу: это, оказывается, был старый район маслоделия и сыроварения, а город издавна обслуживал свой район как складское хозяйство и как центр оптовой торговли с потребительским западом Германии. |