Изменить размер шрифта - +
Строения возле них были единственными узнаваемыми признаками людской деятельности, и они лежали в руинах.

— Не высовывайся, — посоветовал Дой, когда я начал приподниматься. Это превратило бы меня в силуэт над горизонтом. Я и сам знал, что этого делать нельзя. А те, кто знает, чего делать нельзя, обычно и прокалываются в тот единственный раз, когда об этом забывают. Вот почему мы вколачиваем, вколачиваем и еще раз вколачиваем это в головы новобранцев. — То, что там джунгли, вовсе не означает, что там нет наблюдающих за нами глаз.

— Ты прав. Я едва не лопухнулся. Никто не хочет угадать, сколько лет этим кустам? Я бы сказал, что от пятнадцати до двадцати, но все же ближе к двадцати.

— А какая разница? — поинтересовался Мурген.

— Форвалака прорвалась через врата около девятнадцати лет назад. И сбежала, потому что Душелов была слишком занята, запихивая нас в могилу, чтобы гнаться за ней. А следом за форвалакой увязались Тени…

— О да. Она смылась не в одиночку.

— Я тоже так думаю. Тени прошли через врата следом за ней и смели все, что мы отсюда видим.

Мурген хмыкнул. Госпожа и Дой кивнули. Они представили такую же картину.

Хатовар. Место, куда я стремился десятилетиями. Ставшее для меня навязчивой идеей. И уничтоженное, потому что у нас не хватило здравого смысла перерезать горло молодой женщине в одном городе очень давно и далеко.

И ценой этого милосердия стала главная роль в театре моего отчаяния.

Хотя надо признать, что тогда это не казалось нам важным и мы были очень заняты, пытаясь убраться подальше с целыми задницами.

 

21. Таглиос. Верховный главнокомандующий

 

Могаба откинулся на спинку кресла и улыбнулся:

— Не могу не пожелать, чтобы Нарайяну Сингху везло и дальше.

Расслабленный и довольный впервые за несколько лет, он снова вспомнил, что означают слова «жизнь хороша». Протектор умчалась в провинции, отдавшись своей страсти к искоренению религий. Следовательно, ее сейчас не было во дворце, где она постоянно портила жизнь всем, кто действительно тянул лямку, стараясь, чтобы рутинная административная работа продолжалась.

Услышав имя живого святого Обманников, Аридата Сингх вздрогнул. Еле заметно, но вздрогнул. И это была уникальная реакция. Другие Сингхи никак не реагировали на это имя, разве что произносили обязательное проклятие в его адрес. С этим следовало разобраться.

— Проблемы в городе есть? — поинтересовался Могаба.

— Все тихо, — ответил Аридата. — Когда Протектора в городе нет и некому выставлять идиотские требования, то все успокаивается. Люди слишком заняты, зарабатывая себе на жизнь, чтобы бунтовать.

У Гопала имелось иное мнение. Серые ежедневно патрулировали улицы и переулки.

— Надписей на стенах появляется все больше. И чаще всего — «Воды спят».

— И?.. — спросил Могаба, прищурившись, негромко, но напряженно.

— И все остальные тоже. «Их дни сочтены». «Раджахарма».

— И?.. — Могаба словно менял личности на манер Душелова. Возможно, подражал ее стилю.

— И та надпись тоже. «Мой брат не прощен».

Опять это суровое обвинение, которое всегда пробуждало в Могабе до сих пор дремлющее чувство вины за предательство Черного Отряда ради собственных амбиций. Ничего хорошего из этого не вышло. Он стал рабом собственного поступка. И его наказанием стало перемещение от одного злодея к другому. И служил он всегда самому злому, словно падшая женщина, переходящая от мужчины к мужчине на долгом пути, ведущем вниз…

Аридата Сингх, которому не терпелось уйди от разговора о Нарайяне Сингхе и Обманниках, вмешался в разговор:

— Один из моих офицеров доложил, что вчера появилась новая.

Быстрый переход