И они вернулись в красивую столовую. Но — о! о! Что случилось. Ленты были развязаны, а все розы вытащили. Маленькие красные столовые салфетки лежали на полу, все сияющие тарелки и сверкающие бокалы были грязными. Прекрасная еда, которую украшал повар, вся была разбросана, и повсюду были косточки и объедки, фруктовая кожура и скорлупа. На столе даже лежала опрокинутая бутылка и из неё что‑то вылилось. И никто не поставил её на место.

А маленький розовый домик в центре стола со снегом на крыше и зелеными окошечками был разбит — сломан — наполовину растекся в сторону.

— Давай, Солнце, — сказал отец, делая вид, что не замечает. Луна подняла ножки в пижаме, побрела к столу и со скрипом встала на стул.

— Cъешь кусочек этого мороженого, сказал отец, отламывая еще часть крыши. Мать взяла маленькую тарелочку и держала ее перед ним; она положила другую руку ему на шею.

— Папа. Папа, — взвизгнула Луна. — Слева маленькая ручка. Маленький орех. Можно я его съем?

И она потянулась и вытащила его из двери и захрустела, старательно надкусывая и моргая.

— Вот, мой мальчик, — сказал отец. Но Солнце не отходил от двери. Вдруг он поднял голову и громко запричитал.

— Я думаю, что это ужасно — ужасно — ужасно! — рыдал он.

— Вот, видишь! — сказала Мать. — Вот видишь!

— Пойдём, — сказал отец, уже не весело. — Немедленно. Уходи!

И с громкими завываниями Солнце поплёлся в детскую.