Изменить размер шрифта - +
И туда же они отправлялись, пройдя до конца свой путь по земле. Глядя на звезды, Лютава каждый раз невольно вспоминала их: свою бабку по матери – Мироладу, старшую жрицу святилища Числомерь-гора. Та умерла, когда Лютаве было два года, и она видела бабку всего один раз. Вадимиру – ее мать, княгиню жиздрян, которую Лютава знала только по рассказам своей матери. Потом мать Вадимиры – Вратиславу…

– Пришли к Заре-Заренице ее сестры, красны девушки, стали круги водить, песни петь, игры играть. Вдруг видят: несется к ним сам Тур Золотые Рога. Испугались они, бежать пустились. Бежали они, бежали, одиннадцать царств небесных пробежали. Закричали: батюшка наш, Свароже, помоги, спаси нас! Пожалел их Сварог, сбросил с неба радугу-дугу. Побежали зареницы по радуге, забежали на двенадцатое небо. А как спуститься, и не знают. Там и водят они теперь коло, поют песни тихие:

В зимнюю пору года Лютава любила смотреть на Велесозори – будто надеялась разглядеть и свою мать в том сияющем коло. Но уже миновало время, когда они видны: в летнюю половину года, когда над земным миром властвуют светлые боги, Велес загоняет своих овечек на подземные луга.

– Зовут их ныне Велесозори – Зори Велесовы. Другое им имя – Семизвездочки, потому что там семь вил-звезд. А другие толкуют, будто имя им Велесояри – овечки Велесовы, и что сам Велес, Пастух Небесный, всякую ночь их пасет, а под утро в подземье загоняет.

У Лютавы был красивый голос: сильный, звучный, выразительный. Рассказывая, она будто расстилала перед слушателями шелковые полотна – темно-синие, золотисто-желтые, ягодно-красные. Ее голос то плыл тихо, как глубинное течение у дна реки, то возносился птицей в голубизну Занебесья, открывая ворота в любой из неведомых миров.

Вдруг Лютомер поднял голову. Ноздри его дрогнули, лицо изменилось, и Лютава отдернула руку: он уловил некий зов… тревожное движение в Нави.

– Что такое? – шепнула она.

Лютомер вскочил во весь свой рост и поднял голову к небу, прислушиваясь. Побратимы-бойники следили за ним, едва дыша. Он стоял с закрытыми глазами, звездный свет падал на его лицо, и теперь он был вылитый Небесный Пастух: в этом свете его русые волосы казались седыми, одного цвета с мехом волчьей накидки. Рослый, широкоплечий, он напоминал стрелу на тетиве: миг – и сорвется в погоню.

Но нет: он опустил голову, расслабился, открыл глаза.

– Что-то засиделись мы, – сказал он, и бойники зашевелились, стали подниматься. – Расходись.

Лютава встала. Лютомер взял ее за руку – она жила на другой стороне Волчьего острова, и он должен был проводить ее. Огибавшая Остров тропка была им так хорошо знакома, что они легко находили ее и в полной темноте. Лунный свет серебрил их волчьи накидки; неслышно шагая во тьме, оба высокие, худощавые, они были как ночное отражение тех брата и сестры из сказания, Дажьбога и Зари-Зареницы – полночные светила Велесова подземного неба.

 

Не только бойники с Волчьего острова засиделись в этот вечер. Приближался Ярила Сильный – второй срок чествования молодого весеннего бога, открывающий долгие гулянья – до самой Купалы. Но своих лесных побратимов Лютомер – Белый Князь Волков и вожак «волчьего братства» – впервые выпустит на гулянья только после того, как белый конь пройдет по полям, а пока что девушки Ратиславля и округи гуляли одни. Водили коло на Ярилиной плеши на высоком берегу Угры, пели про деву, которая просила молодого перевозчика переправить ее через реку:

Дрозду, шестнадцатилетнему отроку из княжьей челяди, взять жену не светило. А будучи не особо-то хорош собой – с широким носом на продолговатом лице с впалыми щеками и выпуклыми скулами, – он и на гуляньях не надеялся на удачу. На холопов, да еще и собой непригляных, ни девки, ни молодухи не смотрят.

Быстрый переход