|
Господь с вами! Как могли вам такие мысли на ум придти? Да не только дела ситцевой мануфактуры, а всего себя брошу по одному вашему слову! Да неужели мой родитель хорошего помощника себе не найдет? Ведь, и сам-то он по этому делу дока — всюду поспеет, так и без меня может справиться. А мне и здесь дела довольно. Нет, Лидия Валентиновна, вы этого не бойтесь. Вы меня к жизни воскресили, огромным счастьем пожаловали, и теперь только понял я, что значит жить, существовать. Кому до нас дело? Разгневается отец — пускай его! Наследства лишит — и на это согласен. Наймусь к нему же на фабрику управляющим, и не пропадем мы… Одного я хотел было раньше — всему миру о своем счастье кричать, привезти в Питер жену-красавицу, ангела Божьего, и, всем показывая на нее, крикнуть: «Глядите хорошенько, люди, другой такой нигде не увидите». Но потом одумался… Вы не любите общества, вам здесь приятнее, и располагайте вы мною, как рабом — я вам только за это в ножки кланяться буду!
Точно розовые волны из солнца, тепла и света укачивали Лику. Вот, вот оно, счастье, настоящее! — мысленно говорила себе молодая девушка, — Вот то, о чем она мечтала столько времени. Жизнь — путь к добру и пользе об руку с избранником мужем; разделяющим ее взгляды и убеждения. И этот богатырь, этот чистый, светлый, хороший Сила даст ей все, чего смутно жаждала ее душа. И впервые в жизни Лика почувствовала себя вполне и сознательно счастливой. — Тетя Зина! — звонко крикнула она через плечо, не сводя с жениха лукавством сверкающего взора. — Тетя Зина! Сюда! Сюда, скорее! — И, когда Зинаида Владимировна поспешно подошла к молодой паре, Лика с тем же лукавым блеском в глазах, спросила: — ты видела когда-нибудь чудо, тетя? Старшая Горная удивленно поморгала глазами. — Да, да, чудо, милая, дорогая ты моя тетя Зина, ненавистница малейшего тормоза прогресса и малюсенькой паузы в ходе цивилизации! Ты видела и Хеопсову пирамиду, и великого сфинкса пустыни, и часы в Дрездене, и собор Петра и Павла в Риме. Ты видела Эйфелеву башню, тетечка, и следила с нее за орлиным полетом, но что все твои произведения царя человека в сравнении с этим чудом, подобным которому ты не могла никогда встретить, клянусь тебе! — и Лика выдвинула вперед густо раскрасневшегося при этих ее словах Силу. — Такого человека я еще не видела и такого человека дает мне судьба. Теперь, я уверена, над Красовкой, фабрикой и Рябовкой поднимается настоящее солнце. Я уверена, что вы поможете, Сила, заставить народ улыбаться счастливой улыбкой. И не только тут, а и дальше, от нас далеко, там, где едят хлеб с мякиною и где люди гибнут в невежестве и нищете, блеснет солнышко, Сила. Вот вы шутя говорили как-то, что вас разорить трудно, а, ведь, я, пожалуй, и разорю, Сила! Да, разорю, не на бриллианты и наряды, а на этих самых бедных, серых друзей. Не страшно вам это? — Лидия Валентиновна, весь я ваш и распоряжайтесь мною по вашему усмотрению, — горячо ответил Строганов, сам весь захваченный пылкой речью его невесты. Тетя Зина молчала и улыбалась. Она была счастлива за Лику, счастлива тем, что ее девочка попала в хорошие руки и что заветное желание этой девочки приводилось в исполнение по одному взмаху ее темных ресниц. И вдруг среди этих довольных мыслей лицо тети Зины нахмурилось. — Сила Романович, а как же с петербургской-то фабрикой сделать? — нерешительно произнесла она. — Ведь, ваш батюшка не согласится, пожалуй, вас от мануфактурного дела отставить. — Эх, Зинаида Владимировна, видно, вы моего родителя не знаете. Он меня и так пилил все, что я больше рабочие интересы, чем наши личные, храню, ну, и того, значит, обижался. А теперь предлог хороший от мануфактуры отделаться! За спичечной, мол, глаза да глаза нужны. |
