— Вы желаете, чтобы я спрятался за вашу спину? — прозвучал насмешливый голос в ответ. — Нет, Лика, мы уйдем оба… или я умру на твоих глазах! — и князь так сильно сжал пальцы Лики, что она вскрикнула от боли.

С испугом взглянула девушка на Хану… Но поведение Гарина не произвело, казалось, никакого впечатления на маленькую японочку. Ее пустые глазки смотрели безучастно в окно, а губы шептали что-то.

— Она ничего не понимает, — поторопился пояснить князь Лике. — Несчастная помешалась еще в мою бытность в Вене… Она не узнает меня и не слышит, что мы говорим. Лика, радость моя! Бежим со мною… с нами… Я отвезу Хану на ее родину, обеспечу несчастную и сдам на руки ее родным. Теперь я не нужен ей… Ее сердце полно тем Гари, которым я был когда-то и который к ней уже не вернется никогда, никогда. А мы уйдем, Лика… Я дам тебе счастье, я окружу тебя роскошью и лаской, я увезу тебя к лучшим чудесам мира… Жена моя, дорогою женою ты будешь моей, Лика… Всю мою жизнь, все мои чувства отдам я тебе… Радость моя! Идем же от этих грязных, серых людей, от этой затхлой обстановки, из этого отвратительного медвежьего угла, где рабство хочет подняться из тьмы мира и создать себе царство независимости и свободы. Я презираю их, потому что они слабы и борьба их — борьба букашек, которых одним проглотом может уничтожить крупнейшее творенье. Они не добьются победы, потому что победа дается избранным. Брось их и иди за мною! На вечный праздник, на роскошь счастья поведу я тебя! — и князь Всеволод Гарин глубоко заглянул в бледное, изможденное лицо Лики.

Девушка вздрогнула под этим взглядом. Точно ударом хлыста обожгли ее эти слова князя.

— Они — мои братья! — произнесла она и гордо выпрямилась. — Я не вижу убожества в их стремлении и борьбе. Я вижу влечение к солнцу, свободе и лучшей доле и я не смею, не могу не поддержать их. Они — мои братья, повторяю я вам, Всеволод, и я должна жить для них! Исключительно для них!

— И для Силы Строганова! — насмешливо произнес князь.

— Да, и для него… Он, как и они, — брат мой. Милый брат! — произнесла с нежностью Лика.

— А я? Я что же для вас? Кто я вам? — желчно произнес Гарин и его острые глаза снова впились в Лику.

И снова этот властный взгляд заставил ее онеметь… Снова туман поднялся с глубины ее души и застлал мысль.

— Я люблю вас! — прошептала чуть слышно девушка.

— Так идем же со мною! — вырвалось из самых недр его сердца и он схватил ее в свои объятия.

На минуту Лика потеряла голову. Розовый туман захлестнул ее. Она снова чувствовала на себе фатальные глаза этого человека, снова его сильные руки сжимали ее плечи, а страстный шепот впивался в уши: Пойдем! Пойдем!

И вдруг пронзительный крик Ханы заставил их быстро отпрянуть друг от друга. Она стояла на подоконнике и, дико сверкая глазами, указывала рукою в окно, крича:

— Гляди, гляди, злой человек!.. И ты гляди, златокудрая мусме… Оба глядите… Вон Гари; вон идет Гари, окровавленный Гари… Помогите ему! Он падает, он истекает кровью. Великий Дух, покровитель Дай-Нипона! милостивая Кван-Нан, дайте ему жизнь! Дайте ему жизнь или возьмите ее у Ханы… Гари! Гари! Солнце дня моего! Бедный, любимый повелитель! Иду к тебе!

Что-то яркое блеснуло в лучах месяца… Короткий, легкий крик и, как подкошенная, Хана упала с окна на пол.

Кинжал звонко брякнул на пол. Темная змейка поползла по полу, тоненькая и быстрая, как ртуть.

— Кровь! Кровь! — в ужасе прошептала Лика, — она зарезалась, Всеволод, она погибла!

Князь уже был на коленах подле маленькой женщины, глядевшей на него во все глаза.