— А в Москву какими судьбами? Землю пахать неохота? Да? Кстати, кем вы работаете? В милиции? Или частным сыском занимаетесь?

Глазов почувствовал в ее голосе иронию и слегка надулся.

— Я еще недостаточно наелся, чтобы рассказать свою биографию. Кстати, зачем вам столько еды? Собаке, что ли?

— Собака ест специальный корм. А я… Я люблю готовить. Но не для кого. Обрадовалась, что кто-то приедет. Хорошо, что ты такой голодный. Не надо отчества, Митя. Ты ведь никак меня не называешь. И пора бы уже перейти на ты.

Она права.

— Так что ты решила? — вырвал из себя Глазов это «ты». С кровью, потому что сердце вдруг заныло. Дальше должно быть легче.

— Я решила… Зачем тебе нужен этот человек?

— Ну, во-первых, его еще найти надо. — Про деньги Глазову было стыдно говорить. В прошлый раз, со старухой, он мог бы признаться в своей меркантильности, но перед молодой и привлекательной женщиной готов был порисоваться. — Меня с работы уволили. Вернее, сам ушел. Хочу добыть интересный материал. Возможно, прославиться и доказать всем, что я не пустое место.

Она тонко усмехнулась: мальчик! И спросила:

— А где ты работал?

— В милиции. Опером, — неохотно признался он. Ведь вдова бизнесмена! Как она к этому отнесется? Шумова отнеслась спокойно.

— Вот как? Значит, ты можешь сделать так, чтобы его посадили? Связи-то остались? И в органы можно вернуться? Ведь так?

— Кого посадить? Он же в Америке теперь живет!

— Ну и что? Во всяком случае, все будут знать, что это он убил. И дело будет заведено на него. В конце концов, есть Интерпол.

— Кто это все? Кому надо знать, что он убил?

— Кому надо. Он сумасшедший?

— Есть немного. Нормальному человеку такое в голову не придет. Вернее, убить, конечно, всякий может, но чтобы фильмы про это снимать… Впрочем, все гении слегка с приветом.

— А он разве гений?

— Ну, талант. Этого не отнять. Читал всю неделю.

— Что читал? Разве он еще и пишет?

— Писал. Когда был русским. Но это придется еще доказать. А ты почему вдруг решила им заняться?

Юлия встала, подошла к книжной полке и вытащила из-за стоящих в ряд фолиантов пачку сигарет. И закурила с наслаждением. Глазову не нравились курящие женщины. Сам он курить так и не научился. Но Шумова держала сигарету весьма изящно, между двумя тонкими пальчиками, и вообще, у нее получалось красиво. Есть женщины, которым курение идет.

— От самой себя прячу, — сказала она, словно оправдываясь. — Знаю, что курящая женщина — это мерзко. Но нервы… Три дня назад убили знакомого моей хорошей подруги. — Без всякого перехода и с той же ровной интонацией. — Он опять был здесь. В России.

— Кто?

— Твой маньяк. Твой, потому что это ты его вычислил.

— С чего ты взяла, что был? — слегка растерялся Глазов.

— Тот фильм, про альфонса. Танцор за деньги. Я видела его в понедельник. Того красивого парня в фильме звали Жаном. А нашего просто Ванечкой. В школе я учила французский.

— Постой, этого не может быть! Он что, сначала снял фильм, а потом приехал и убил этого альфонса?

— Да.

— Нет, не может быть, — повторил Глазов. — Чепуха. Ты ошиблась.

— Нет, не ошиблась. Она мне все рассказала, моя подруга. О том, что написала письмо, увидев объявление в газете.

— Какое объявление?

— Этого я не знаю. Ты разве невнимательно смотрел? Там в каждом эпизоде с письмом фигурирует газета.