Рита почувствовала, что густо краснеет под насмешливо-доброжелательным взглядом Стаса. Она ненавидела эту свою особенность — ну почему ей никогда не удается скрыть смущение?! Взяв протянутую салфетку, Рита размашисто поставила свою подпись и вернула девушке, но та уходить не спешила.

— А это — ваш брат? — поинтересовалась она, с любопытством глядя на Стаса. — Михаил, да?

Черт, она и про Мишку знает?

— Нет, — покачала головой Рита. — Это не он.

— Вы тоже какая-нибудь знаменитость? — не унималась цыпочка. — Актер или…

— Нет, что вы, я фрезеровщик, — быстро ответил Бессонов.

— Кто-кто?

— Слесарь он, на заводе работает, — давясь от сдерживаемого смеха, пояснила Рита: вообще-то, учась на юридическом факультете, неплохо бы иметь кругозор пошире!

— Ну да, как же! — недоверчиво сморщила носик девица и отошла, оглядываясь через плечо.

Рита протянула руки через стол и взяла ладони Стаса в свои.

— Гляди, даже она не поверила: ты грабки-то свои видел, «фрезеровщик»?

У него были крупные кисти с тонкими, длинными пальцами пианиста и коротко подстриженными аккуратными ногтями.

— Ты лучше туда посмотри, — ткнул он пальцем в витрину. Белые ночи заканчивались. В витрине, похожей на размытое зеркало, отражались они со Стасом. Рита вдруг поняла, что назойливая незнакомка не так уж не права: они действительно могли бы быть братом и сестрой! Похожие черты лица на скуластых треугольных лицах, длинные волосы почти одного цвета, четкий рисунок губ… Только глаза, хоть и были серыми у обоих, имели разные оттенки — у Риты уходили в голубой, а у Стаса — в зеленый цвет.

— Чудны дела твои, господи! — пробормотала Рита, не отрывая взгляда от стекла.

Мельком взглянув на висящие в коридоре часы, Рита увидела, что уже начало второго.

— Ты голодная?

От неожиданности она едва не опрокинулась носом вперед, так как в этот самый момент снимала туфлю.

— Господи, мама, ты меня напугала!

Наталья Ильинична стояла в дверях своей комнаты в ночной рубашке и накинутом поверх нее шелковом пеньюаре. В таком наряде мать выглядела хрупкой и до странности юной.

— Я думала, ты спишь, — добавила Рита, надевая тапки.

— Ты же знаешь, я не могу лечь, пока тебя нет.

— Ма, мне почти тридцать, а ты ведешь себя так, как будто я учусь в шестом классе! Когда я жила с Игорем…

— Правильно, — перебила мать, — если ты живешь отдельно, то твоя жизнь — его ответственность. В противном случае за тебя отвечаю я… Кстати, об Игоре: он заезжал с документами, но не застал тебя.

— Надо что-то подписать?

Отцовский «Гелиос» принадлежал им в равных долях. Рита не участвовала в жизни театра, но ей приходилось время от времени ставить подпись на финансовых и других документах, не касающихся творческой стороны дела.

— Видимо, да, — ответила Наталья Ильинична. — Ты что, выпивала? А потом — за руль?

— Я приехала на такси, не волнуйся. Заеду к Байрамову завтра… Ты что-то говорила о еде?

Они со Стасом просидели в ресторане часа три, за это время выпив полбутылки коньяка и закусив креветками. Выяснилось, что коньяк обладает свойством вызывать зверский голод. При жизни Григория Сергеевича никому бы и в голову не пришло трапезничать в такой час: глава семейства строго следил за формой жены и детей и ни за что не позволил бы отправить в рот ни куска пищи после шести вечера.