Я сказал, что в его замечаниях много истинного, но моя статья отражает мои убеждения. Главное - указать на опасности и возможный путь их устранения. Я рассчитываю на добрую волю людей. Я не жду ответа на мою статью сейчас, но я думаю, что она будет влиять на умы"2.
Оставил свои воспоминания об этой встрече и хозяин квартиры Евгений Львович Файнберг. Он писал: "Мы с женой оставили Сахарова и Солженицына одних за накрытым столом. Я, конечно, понимал, что А. И. пришел сюда только ради встречи с Сахаровым и никто другой ему не нужен. И все же как прошлое общение, так и ощущение хозяина дома заставили меня раза два зайти к ним, один раз - принеся чай. Каждый раз, постояв минутку, я чувствовал по настроению А. И., что нужно уйти и уходил. Они беседовали, сидя рядом, полуобернувшись друг к другу. Александр Исаевич, облокотившись одной рукой на стол, что-то наставительно вдалбливал Андрею Дмитриевичу. Тот произносил отдельные медлительные фразы и по своему обыкновению больше слушал, чем говорил. Не помню, сколько продолжалась эта беседа. Наконец они кончили и стали - по одному - уходить"3.
Какой-либо общий документ по поводу оккупации Чехословакии подготовить не удалось. На Игоря Тамма было оказано сильное давление, и он снял свою подпись. После этого все рассыпалось.
Немного позже Солженицын изложил свои замечания по меморандуму Сахарова в письменной форме и передал их лично Сахарову, но не пустил в Самиздат. Это было обширное письмо на 20 с лишним страниц, и Солженицын начинал свое письмо с самых высоких похвал Сахарову, бесстрашное и честное выступление которого является "крупным событием современной истории". Солженицыну не понравилось, однако, что Сахаров осуждает в своем трактате лишь сталинизм, а не всю коммунистическую идеологию, ибо "Сталин был хотя и очень бездарный, но очень последовательный и верный продолжатель духа ленинского учения".
6
Нет, по мнению Солженицына, и никакой "мировой прогрессивной общественности", к которой обращается Сахаров. Нет и не может быть "нравственного социализма", - "в превознесении социализма Сахаров даже и чрезмерен". Все это "гипноз целого поколения". Упускает Сахаров значение в нашей стране "живых национальных сил и живучесть национального духа", а все сводит к научному и техническому прогрессу. Нелепы и надежды Сахарова на конвергенцию, - эта перспектива конвергенции "довольно безотрадна: два страдающих пороками общества, постепенно сближаясь и превращаясь одно в другое, что могут дать? - общество, безнравственное вперекрест". Не спасет Россию и интеллектуальная свобода, как не спасла Запад, который "захлебнулся от всех видов свобод и предстает сегодня в немощи воли, в темноте о будущем, с раздерганной и сниженной душой". Критикуя Сахарова, Солженицын ничего, однако, не предлагал. "Упрекнут, - писал он в конце своего письма, - что критикуя полезную статью академика Сахарова, мы сами как будто не предложили ничего конструктивного. Если так - будем считать эти строки не легкомысленным концом, а лишь удобным началом разговора"4.
А. Д. Сахаров не стал отвечать Солженицыну, как и некоторым другим известным диссидентам и некоторым общественным деятелям Запада, которые решили письменно высказать свои замечания и пожелания автору меморандума. В 1969 году тяжелая болезнь, а затем и смерть первой жены Сахарова Клавдии Алексеевны надолго выбила его из колеи. Он почти ни с кем не встречался. Но уже в первые месяцы 1970 года Сахаров вернулся и к научной, и к диссидентской деятельности. Он активно участвовал во многих акциях правозащитного движения и познакомился со многими из его деятелей. В начале мая 1970 года состоялась и новая весьма продолжительная встреча Сахарова и Солженицына. Они обсуждали новый большой меморандум Сахарова - письмо руководителям Советского Союза Л. И. Брежневу, А. Н. Косыгину и Н. В. Подгороному по проблемам демократизации советского общества. |