— То есть ты хочешь сказать, что наличие инстинкта убийцы является непременным условием для возникновения разума?

— Это Бикель так говорит! Я придерживаюсь иного мнения.

— Слушай… по-моему, ты всё это выдумал.

— Дай мне резак.

— Нет, — отрицательно покачал головой Тимберлейк.

— Я отберу у тебя резак, даже если мне придется убить тебя, — рявкнул Флэттери и двинулся на Тимберлейка.

— Прю, ты слышала, что говорит этот сумасшедший? — спросил Тимберлейк, отступая на шаг.

Ответа не последовало.

__ Прю!

Флэттери замер. В его голове крутились только что сказанные им слова: „… даже если мне придется убить тебя“. Он внезапно почувствовал, что загнан в угол.

„Инстинкт убийцы?“ — подумал он.

— Прю! — снова позвал Тимберлейк. — Радж, прекрати! Прю не отвечает!

Флэттери отступил на шаг назад. Сейчас он ощущал лишь тошноту, слабость в ногах и дрожь в руках. Голову его заполоняли тщательно скрываемые доселе мысли.

„Я стараюсь чего-то избежать, — подумал он. — Стараюсь о чем-не думать… это пугает…“

— Что с тобой, Радж? — спросил Тимберлейк. В голосе его слышалось неподдельное сочувствие.

Флэттери ухватился рукой за металлическую рукоятку. В противном случае он бы просто рухнул на пол. Он закрыл глаза, и перед его внутренним взором вдруг возникла стена его каюты с изображениями святых — их умиротворенные лики, переполненные искренней верой. Лики людей, которые полностью посвятили свою жизнь вере, надежде и любви к ближнему.

„Тс, кто верит в Господа нашего, должны увериться и в силе своей, — вспомнил Флэттери. — Отче наш, позволь обратить эту силу на обновление разума нашего. Раздели Твой свет с нами, грешными“.

Молитва заставила Флэттери сосредоточиться на слове „разум“ и снова в памяти всплыли священные лики. Ощущение умиротворенности и святые образы неожиданно успокоили его, будто река его мыслей вдруг потекла по совершенно иному руслу.

Флэттери открыл глаза и снова увидел металлическую ловушку, в которую они угодили: он и Тимберлейк в ореоле золотистого света — яркого и в то же время необычайно мягкого.

Тимберлейк, явно не подозревая об окутывающем его свете, напряженно подобрался.

А Флэттери почувствовал, что он всецело захвачен чудом Господнего откровения — огромная энергия, текущая в совершенно ином русле.

„Все люди — лишь части могучего потока, — думал он. — Мы не более чем притоки великой реки. Мы всего лишь его притоки, равно как и наши самые сокровенные мысли. Все во вселенной является частью единого целого — порой в виде жалкого ручейка, а норой и в виде клочка тумана. Однако все это — проявление одного и того же закона“.

И теперь закон этот буквально пульсировал в его мозгу. Он чувствовал его, но ни за что не смог бы точно сформулировать. Он чувствовал его в прикосновении ткани скафандра к коже, в прохладе заполняющего легкие воздуха, во всех своих ощущениях.

Насколько же чист и естественен был этот поток и насколько вдруг понятно стало место, которое сам Флэттери занимал во всеобщей картине мироздания! „Благодарю тебя, Господи, за то, что про светил меня!“ — прошептал он.

Полностью захваченный этими необыкновенными ощущениями Флэттери по-новому взглянул на Тимберлейка. Сейчас Тимберлейк казался ему… едва ли не мертвецом. Он, конечно, двигался, но его глаза за визором шлема были не чем иным, как пустыми глазницами Каждое движение напоминало механическую пляску костей скелета Флэттери принялся вспоминать Бикеля и Пруденс — и понял, что они тоже в действительности лишены жизни.