— Друг мой, — говорил он полушутя, полусерьезно, — мы носим зло в своей душе. И от него так просто не избавиться. В европейских странах и у нас в Америке оно скрыто и проявляется в полную силу только в пору войн, революций, смятений. У нас ему нужен предлог и повод, чтобы стать коллективным и публичным. А вот в Амазонии оно может разгуливать, не прячась, и творить самые чудовищные злодеяния, не оправдываясь патриотизмом или религией. Алчность, как таковая. Алчность грубая и сугубая. Зло, которым мы отравлены, — повсюду, где есть люди, и очень глубоко укоренено в наших сердцах.

Но тотчас вслед за этими мрачными умозаключениями, сводя их на нет, доктор Дики отпускал шутку или рассказывал что-нибудь забавное. Роджеру было приятно, хоть порой и огорчительно, беседовать с ним. „Бонифаче“ прибыл в Пара в полдень. Роджер сохранил не самые приятные воспоминания об этом городе: в бытность его консулом там он постоянно страдал от какого-то давящего разочарования. И все же незадолго до прибытия в порт на него накатила волна желания, когда он вспомнил, как по вечерам ходил на Праса-ду-Паласиу, где в ожидании клиента или в поисках счастливой встречи прогуливались юноши в тугих и тесных брючках, подчеркивающих все их прелести.

Он остановился в „Отеле ду Комерсио“ и сразу почувствовал, как оживает в его теле прежний лихорадочный жар, гнавший его когда-то на площадь. Он припомнил — или придумал? — кое-кого из тех, встречи с которыми завершались обычно в каком-нибудь захудалом пансионе поблизости, то и просто — в каком-нибудь темном углу парка. И сейчас, предвкушая любовь — торопливую, в постоянном страхе, что накроют, — он чувствовал, как колотится у него сердце. Однако сегодня вечером ему не повезло: ни Марко, ни Олимпио, ни Бебе — а в самом ли деле их звали так? — не появились, но зато его едва не ограбили двое оборванцев-бродяг, по виду совсем еще дети. Покуда один спрашивал, как пройти туда-то и туда-то, второй залез к Роджеру в карман за бумажником, которого там не было. Роджер отшвырнул его так, что паренек покатился по земле. Потом, увидев, что с Роджером шутки плохи, оба поспешили удрать. В отель Кейсмент вернулся в ярости. И успокоился, записав в дневнике: „Праса-ду-Паласиу: толстенький и крепкий. Поразительно. Капли крови на трусах. Сладостная боль“.

Наутро он посетил британского консула, нанес визиты нескольким европейцам и бразильцам, с которыми познакомился прежде, когда служил тут. Кое-что удалось узнать. По крайней мере, выяснить, где скрываются двое беглецов с Путумайо. Консул и начальник полиции сообщили, что Хосе Иносенсио Фонсека и Альфредо Монтт, проведя некоторое время на плантации у реки Явари, обосновались ныне в Манаосе — „Перувиан Амазон компани“ устроила их в портовую таможню на должности пакгаузных надзирателей. Роджер немедля телеграфировал в министерство, прося срочно затребовать у бразильских властей ордер на арест этих преступников. И трое суток спустя получил ответ, что Петрополис выказал готовность удовлетворить это ходатайство.