|
Вот и теперь, медленно оправляясь от малярии, он размышлял о первопроходце. Да, разумеется, валлийский авантюрист видел в Африке всего лишь повод утолить свой спортивный интерес и получить добычу. Но кто станет отрицать, что он человек легендарный, почти мифологический герой, что его отвага, воля, презрение к смерти и честолюбие порою выходят за пределы человеческих возможностей? Роджер своими глазами видел, как Стэнли брал на руки детей, изуродованных оспой, как из своей фляжки поил туземцев, умирающих от холеры или „сонной болезни“, словно никакая зараза была ему не страшна. Кем же был на самом деле этот паладин, доблестно отстаивающий интересы Британской империи и далеко идущие замыслы короля Леопольда? Роджер был уверен, что это навсегда останется тайной и жизнь Стэнли вечно будет окутана густой паутиной вымыслов. Как его звали на самом деле? Генри Мортон Стэнли — такое имя дал ему один новоорлеанский коммерсант, который принял участие в юном валлийце без роду и племени и, кажется, даже усыновил его. Говорили, что на самом деле он — Джон Роулендз, но доподлинно никто ничего не знал. Как и то, вправду ли он родился в Уэльсе и провел детство в сиротском приюте, куда полицейские сдавали подобранных на улице беспризорных ребятишек. И то, что еще в ранней юности на грузовом судне добрался до Америки и во время Гражданской войны сражался рядовым солдатом сперва в рядах конфедератов, а потом — северян. А после, если верить слухам, сделался журналистом и писал репортажи о покорении Дикого Запада и о стычках пионеров с индейцами. И у него не было никакого опыта длительных путешествий, когда „Нью-Йорк хералд“ отправил его в Африку на поиски Ливингстона. Как мог он, уподобившись ищущему иголку в стоге сена, выжить в переходах по девственным лесам и 10 ноября 1871 года в Уджиджи все-таки найти пропавшего исследователя, которого, по собственному хвастливому признанию, ошеломил таким приветствием: „Доктор Ливингстон, я полагаю?“
Но в юности Роджер Кейсмент из всех подвигов Стэнли более всего восхищался даже не самим его переходом от истоков Конго до места ее впадения в Атлантический океан, но тем, что в 1879–1881 годах он проложил караванную тропу и та, протянувшись от истоков до устья великой реки, до огромной заводи, спустя сколько-то лет названной заводью Стэнли, открыла путь европейской торговле. Лишь впоследствии Роджер узнал, что и это сделано было во исполнение дальновидного замысла бельгийского короля, создававшего инфраструктуру, которая после Берлинской конференции 1885 года позволила ему начать освоение края. Стэнли был не более чем отважным до дерзости исполнителем его воли, его замыслов. „Да и я тоже, — часто повторял потом Роджер Кейсмент своему другу Герберту Уорду, постепенно осознавая, чтО такое Независимое Государство Конго, — и я тоже с самого начала был всего лишь одной из его пешек“. Впрочем, дело обстояло не совсем так, потому что ко времени его приезда в Африку Стэнли уже пять лет прокладывал caravan trail и к началу 1880 года был готов первый участок — от Виви до Исангилы, — протянувшийся на восемьдесят три километра вверх по течению Конго через почти непроходимые джунгли с глубокими оврагами, трухлявыми, изъеденными червями деревьями, зловонными топями малярийных болот, куда сквозь сплошной купол листвы не проникал солнечный свет. Дальше, до Муянги, на сто двадцать километров к югу, река становилась судоходной — однако не для всех, а только для отчаянных смельчаков, умеющих огибать водовороты, не терять головы, когда выносит на быстрину, и пережидать в пещерах или на отмелях, пока не спадет вздутая дождями вода, грозящая разбить лодку о скалы. К тому времени, как Роджер поступил на службу в МАК, с 1885 года контролировавшую Независимое Государство Конго, Стэнли уже основал между Киншасой и Ндоло поселок и назвал его Леопольдвилем. Шел декабрь 1881-го, и до приезда Роджера Кейсмента оставалось еще три месяца, а до официального провозглашения нового государства — четыре. |
