— Вы интересовались самоубийством Холщевникова, — не тратя времени на приветствия, начал Шошин.

— Интересовался, — подтвердил адвокат.

— И еще вы интересовались его соседом по дому и компаньоном по фирме «Крекинг» Николаевым. Помните такого?

— Помню, — вяло кивнул Александр Петрович.

«Что он, реакцию мою проверяет, — удивился адвокат, — или у него шутки такие?» Впрочем, насколько он знал, Шошин вообще шутить не умел. Еще бы ему, адвокату, не помнить Николаева. Человека, пытавшегося его убить. Человека, фактически вынудившего самоубийство Холщевникова, чтобы похитить ту самую кассету, из-за которой Александр Петрович не мог теперь спокойно спать.

— Ну вот, — словно бы с облегчением выдохнул Шошин, — вчера Николаева прикончили. Я-то занимался Холщевниковым, так и этого на меня повесили.

— Он тоже из окна выбросился? — заставил себя изобразить равнодушие адвокат.

— Намного хуже. Он ушел с работы в семнадцать часов, как обычно, но дома не появился. Жена у него к таким вещам была приучена, беспокоиться, значит, не стала. А в двадцать пятнадцать поступило заявление об угоне фургона «Перевозка мебели». Его нашли утром, и внутри — труп Николаева. Ребята, скажу вам, крутые. Суставы пальцев переломаны и раздавлены пассатижами, они их, шутники этакие, ему же в карман пиджака и сунули. В локтевых и коленных суставах тоже переломы, и связки порваны. Перелом шейного позвонка. Врач говорит, с ним долго возились. Смерть ему нелегко далась. Что вы об этом думаете?

Адвокат почувствовал, как его поясницу, парализуя дыхание, пронизывают ледяные иглы.

— Может быть, счеты сводили? — с трудом набрав воздуха в легкие, брякнул он наугад.

— Да вы что, Александр Петрович? — Шошин подозрительно уставился на него круглыми собачьими глазками. — Кто же так счеты сводит? Целая команда работала, и все по-серьезному сделано. Тут первое что: независимо от того, что от него удастся добиться, отпускать его после не собирались. И второе: он им нужен был ненадолго, на пару часов, — и в расход. Значит, добивались не денег или каких там подписей на документах. Из него хотели вытянуть что-то, что он знал, или точно удостовериться, что не знал. Вы как думаете, что им было надо?

— Ума не приложу — развел руками адвокат.

— Вот что, Александр Петрович, дело, сами видите, не шутейное. Нам такого не надо, чтобы эта команда заинтересовалась мной или вами. Давайте-ка выкладывайте, как вы вышли на Николаева и, вообще, что вам известно.

— Да история-то совсем пустяковая, — адвокат простодушно поморгал ресницами, — если бы я знал, что она на такое выведет… Мой клиент — выживший из ума старик, для внука делал разные странные игрушки. Так вот, Николаев распустил про него слухи, что он якобы стимулировал в доме самоубийства, и в частности Холщевникова. Вот и все, так на него и вышел.

— А документы «Крекинга», они к вам как попали? — скучающим тоном спросил Шошин.

«Что он себе позволяет, — возмутился мысленно Александр Петрович, — разговаривает, как на допросе».

— Я их в печке нашел.

— В печке?

— Ну да, дом у них старый, и в парадной — печь с изразцами… синие такие, наподобие голландских. А я шел как раз от клиента, старика Квасникова: дай, думаю, загляну в печку, не зря же в тот вечер Николаев выбегал из своей квартиры, — он резко сменил тон на более сухой, — так что если вы беспокоитесь, чисто ли вокруг меня по этому делу, не сомневайтесь, чисто.