Если бы она заявила, что собирается бросить его, Сесил бы совсем не удивился. Он проследовал за ней в гостиную и, как обычно, потянулся за виски, едва осознавая, что делает. Но был не в состоянии изменить привычке, даже если бы и захотел этого. Он опустился в кресло и отпил глоток из бокала.
— Итак, что ты хотела сказать?
Одри вздохнула. Она не знала, как все объяснить, как смягчить удар.
— У меня будет ребенок, — равнодушно произнесла она.
Сесил долго, не отрываясь, смотрел на нее, ничем не выражая своих чувств, и только щеки его вспыхнули, словно ему надавали пощечин.
— Понятно, — наконец произнес он.
— Я попробую тебе все объяснить, — начала она.
— Здесь нечего объяснять, Одри. — Он жестом попросил ее замолчать.
Она подчинилась, не протестуя, и увидела, что Сесил встал и облокотился на полку над пустым камином. Он всматривался в темноту, вспоминая стих из Библии и черпая из него силы. Теперь перед ним предстало неоспоримое доказательство романа Одри с братом. Все его подозрения подтвердились. Но она не бросила его; какой бы ни была причина, но она позволила Луису уехать. Сесил вздрогнул, вспомнив то утро, когда много лет назад он обнаружил исчезновение Луиса и его прощальную записку. Ему представилась золотая возможность исправить ошибки прошлого и загладить вину, которая терзала его с тех пор. Сейчас он стоял на распутье. Он мог продолжить идти по жизни с ней и ребенком или оставить ее и идти дальше в одиночестве. У него был выбор. Но в действительности выбирать было не из чего, потому что благородство характера снова властно заявило о себе. Он встал и расправил плечи. Его переполняла сила: так чувствует себя человек, когда его поступки продиктованы самоотверженностью и добротой.
— У нас будет еще один ребенок. Воистину Господь благословил нас, — наконец сказал он, поворачиваясь и глядя на жену.
Пока Одри в смятении смотрела на него, он подошел к ней, наклонился и поцеловал. У нее перехватило дыхание, и она невольно вздрогнула, не сводя с него глаз и не зная, как реагировать.
— Ты звонила маме?
Одри сглотнула и попыталась взять себя в руки. Но стыд внезапно захлестнул ее — она разразилась слезами и отрицательно покачала головой.
— Не печалься, Одри, ребенок — это дар. Сейчас не время для слез, сейчас нужно радоваться.
— Прости меня, — едва слышно проговорила она.
Но Сесил сделал вид, что не слышит.
— Думаю, тебе лучше позвонить маме, чтобы поделиться такой хорошей новостью.
— Но, Сесил… — Одри снова сделала попытку все объяснить.
— И нужно сообщить близнецам, что у них скоро будет маленький братик или сестричка. Уверен, они будут рады, по крайней мере, Леонора.
Одри знала, что спорить с ним бесполезно, поэтому откинулась на спинку дивана и вытерла слезы рукавом рубашки.
— Как ты себя чувствуешь? — спросил он.
— Ужасно, — ответила она и снова всхлипнула.
— Я имею в виду физически.
— Сесил, кроме души, у меня ничего не болит.
— Почему бы тебе не лечь спать пораньше? Я лягу в своей гардеробной. Утром тебе станет легче. — Он пошел к двери, затем обернулся и посмотрел на нее скучными глазами, которые когда-то светились такой любовью. — С некоторыми вещами очень больно жить, Одри. Поэтому, если очень постараться, можно поверить, что всего этого никогда не было. — Он поднял подбородок и тихо продолжил: — Ты носишь моего ребенка, Одри. Больше не о чем говорить. Это наш ребенок, и мы будем вместе его воспитывать. И я больше никогда не хочу возвращаться к этому разговору. |