|
Столики, стоявшие в саду, были расписаны цветами. На скамейках лежали подушки в тон столам. Вместо стеклянных ваз – крошечные горшочки, также ручной росписи, с цветами. Чувствовалась профессиональная забота садовника. Не стандартный ландшафтный декор, безликий, безупречный, а пусть и хаотичная рассадка, но сделанная со вкусом. В центре участка росла огромная пальма. На барной стойке стояли семейные фотографии, видимо, владельцев. Улыбающиеся загорелые счастливые люди. На самой стойке лежали подносы, деревянные, расписанные яблоками, гранатами и листьями. Даже кофейные чашки были не фарфоровые, белые, а глиняные, будто сбрызнутые краской и плохо высушенные. Было видно, что рука, которая касалась и подносов, и подушек, и столиков, и сада, – одна. Явно женская. Явно умелая и крепкая. Ну и судя по всему, уставшая. Иначе как объяснить, что под пальмой, посреди участка, стояла забытая гладильная доска. Ее, по всей видимости, собирались перенести в другое место, с глаз гостей долой, да бросили посреди дороги.
Владимир прошел по тропинке и чуть не упал, зацепившись за шланг для полива, так же, как и гладильная доска, забытый по причине более важных дел. Даже прокат велосипедов, о чем свидетельствовала табличка, выполненная каллиграфическим почерком, не был доведен до ума. На площадке под тентом стоял один старый ржавый велосипед со спущенным колесом. Впрочем, рядом, на полянке, предназначенной для подвижных игр, валялся еще один велосипед – новенький, свеженький, но без руля. Владимир успел подумать, что в этой местности велосипеды в принципе кажутся издевательством – только профессионал высокого класса может преодолеть все многочисленные горы и пригорки, которые вели к гостиничному комплексу. – Надо вытащить чемоданы, – сказал Владимир. Он переживал, что машина стоит открытая, демонстрируя свое содержимое посторонним. Ему было неприятно, что его багаж все еще в автомобиле. Не говоря уже о том, что вещи могли просто украсть. И еще один момент: если Владимира кто-то попросил что-то сделать, – пусть даже свернуть веревку и положить ее в багажник, и он на это согласился – он должен был исполнить обещание. Впрочем, больше его волновали чемоданы. Поэтому он снова вышел за ворота и начал отвязывать хитро накрученные узлы. – Нет, ну как можно так все завязать? Владимир признал собственную несостоятельность по части распутывания веревки. Он дергал, тянул, снова дергал, но ничего не получалось. Он начинал злиться: почему он должен распутывать узлы, чтобы забрать собственный багаж? В каком документе это зафиксировано? Или трансфер, за который он заплатил, предусматривает распутывание веревки? Еще сильнее, чем десять минут назад, он захотел зайти в дом, подключиться к вай-фаю и узнать расписание обратных рейсов. Соня, совершенно равнодушная к попыткам вызволить из багажника чемоданы, потащила Владимира в сад, восторгаясь подушечками и стульями, выкрашенными в разные цвета – от бирюзового до ярко-оранжевого. – Умираю хочу кофе, – сказала она, – и вина белого. Сейчас передохнем и спустимся к пляжу. Наверняка здесь чудесный крошечный пляж. Потом достанем чемоданы. Соня сняла солнечные очки и подставила лицо солнцу. – Я голоден, – сказал Владимир и взял с соседнего столика заламинированное меню, снабженное фотографиями блюд и кратким описанием каждого. Автор текстов, кем бы он ни был, явно страдал графоманией. Каждое блюдо описывалось настолько многословно, с использованием прилагательных в превосходной степени, что у Владимира даже улучшилось настроение. – Ты только послушай, – обратился он к Соне и зачитал: – «Великолепное, свежайшее мясо, приготовленное заботливыми руками нашего мастер-шефа, известного далеко за пределами нашего скромного гостиничного комплекса, волею судеб и по счастью оказавшегося у нас, не оставит вас равнодушными». |
