Тут послышались голоса, из-за угла соседнего дома вышли юноши — те, что накануне так старательно изображали охранников консула. Они выспались и теперь явились демонстрировать преданность. Нападавшие спешно отступили и, не сговариваясь, кинулись бежать. Цетег упал, но никто не попытался задержать заговорщиков.

Клодий не отказал себе в удовольствии кольнуть раба острием клинка пониже спины.

Тот ойкнул совершенно немужественно.

— Вылезай! — приказал Клодий. — Иди, скажи хозяину, что приходили Цетег и Марций, но теперь уже ушли. Про драку расскажи подробно! Слышал?

— Да, доминус, — пробормотал раб, выбираясь из привратницкой.

Хотя вряд ли он видел что-то, кроме затылка и шеи своего собрата.

Клодий привалился к стене.

— Хорошо, что твой отец заставлял нас постоянно тренироваться, — сказал Зосим.

Патриций кивнул и отер пот с лица. Их отец каждодневно обучал сыновей владению оружием. Но братьев было трое, и для Публия поначалу не находилось партнера. Он, самый младший, тренировался с Зосимом.

Раб вернулся бегом:

— Консул давно уже встал и ждет тебя в таблине, доминус. — Раб говорил с преувеличенной тревогой, строя при этом нелепые рожи, которые, видимо, должны были означать радость и восхищение.

— Лучше бы консул ждал меня в триклинии, я не успел позавтракать, — пробормотал Клодий.

Цицерон, чисто выбритый и причесанный, в тщательно уложенной тоге, был мертвенно бледен. Вместе с господином в таблине находился лишь молодой раб-секретарь Тирон. Когда Клодий откинул кожаную занавеску таблина и вошел, первым делом взгляд его упал на одноногий столик из цитрусового дерева. Две серебряные чаши были наполнены разбавленным вином, а рядом на тарелке лежали ломти хлеба и сыр. Все же старый болтун догадался, что его защитнику необходим завтрак. Клодий уже было протянул руку, но чашу взять не успел — Цицерон обнял его, будто Клодий был его любимым сыном.

— Они хотели убить меня, мой мальчик! Они приходили меня убить!

— Точно об их намерениях ничего сказать не могу, но они так рвались в атрий, что готовы были прикончить меня, — отвечал Клодий, прикидывая, как бы добраться до еды и питья. — По-моему, надо выпить за нашу маленькую победу. Как ты думаешь, Марк Туллий?

— Да, да, всенепременно. Теренция еще спит. Мой милый Тирон предложил перекусить здесь, в таблине.

Они уселись за одноногий столик. Изящная безделка, за которую, рассказывали сплетники, консул выложил полмиллиона сестерциев. Марк Туллий едва пригубил вино, ну а Клодий с удовольствием осушил чашу до дна и протянул Тирону — тот наполнил ее вновь.

— Зосим! — крикнул молодой патриций.

Верный слуга тут же возник на пороге таблина.

— Держи! — Клодий отдал ему свою чашу с вином и вложил в руку самый большой кусок хлеба с сыром. — Ты заслужил этот завтрак, клянусь Геркулесом!

Картина III. Эпистолярный жанр

У Цицерона не было никаких свидетельств против заговорщиков и лично против Катилины. Консул попросту произнес блестящую обличительную речь в сенате. Отцы-сенаторы не пожелали сидеть рядом с Катилиной и быстренько пересели. Со всех сторон на Луция Сергия градом посыпались обвинения. Катилина вскочил, взбешенный, и закричал: «Вы хотите столкнуть меня в пропасть? Ну, хорошо! Только помните: пожар, горящий во мне, я потушу под развалинами!» Цицерону не хватило смелости немедленно его арестовать. В ту же ночь Катилина бежал из Рима. В Этрурии для него уже вербовали войска.