ФЕВРАЛЬ

Роберт провел специализированную экскурсию по Западному некрополю Хайгейтского кладбища для группы антикваров из Гамбурга и теперь стоял у арки главного входа, ожидая, пока туристы накупят открыток и заберут вещи — тогда можно будет их выпроводить и запереть ворота. Зимой, в будние дни, экскурсии проводились только по предварительным заявкам. Он любил тихую обыденность этого несуетного времени.

Антиквары вразвалку выходили из бывшей англиканской часовни, временно приспособленной под сувенирный магазин. Роберт тряс перед ними зеленой пластмассовой коробкой для сбора пожертвований, и экскурсанты бросали туда мелочь. Эта обязанность всегда его тяготила, но пожертвования не облагались налогом, а потому весь штат Хайгейтского кладбища неукоснительно занимался поборами. Роберт проводил немцев улыбкой и повернул старинный ключ в массивном замке ворот.

Войдя в контору, он поставил коробку с пожертвованиями на стол. Офис-менеджер Фелисити, высыпая содержимое, улыбнулась.

— Говорят, среда — пустой день, а вот поди ж ты, — сказала она, протягивая руку. — Уоки-токи сдаешь?

Роберт похлопал себя по карманам макинтоша и ответил:

— Потом занесу.

— Ты уходить собрался? — уточнила Фелисити. — Дождик пошел.

— Скоро кончится.

— На входе сегодня Молли дежурит. Сможешь ей передать?

— Конечно, передам.

Роберт принял у нее пачку буклетов и взял зонт — из тех, что хранились в корзине под лестницей. Ему нужно было только пересечь Суэйнз-лейн. Молли, сухонькая старушка в зеленом комбинезоне и теплой куртке с капюшоном, безропотно сидела на складном стуле внутри мавзолея Дональда Александра Смита, первого барона Страткона-и-Маунт-Ройял; сооружение из розового гранита высилось во всем своем великолепии у входа в Восточный некрополь кладбища. Выглянув из полумрака, Молли приняла у Роберта буклеты и разложила их на небольшой стойке возле своего места. На обложке буклетов был изображен Карл Маркс; в этом некрополе он и Джордж Элиот составляли звездную пару.

— Может, сходите погреться? — предложил Роберт.

У Молли был протяжный, скрипучий, сонный голос, в котором слышался легкий австралийский акцент.

— Да нет, у меня обогреватель включен. Ты уже посещение свое завершил?

— Нет еще, только что с экскурсией развязался.

— Ладно, ступай тогда.

Шагая обратно тем же путем, Роберт про себя отметил слова Молли: «посещение свое» — как будто это уже вошло в официальный распорядок кладбища. Очевидно, в том была доля истины. Ему пришло в голову, что персонал кладбища, можно сказать, потеснился, уступая место его скорби, будто она имела осязаемую форму. Люди посторонние отгораживались от чужого горя, а персоналу кладбища привычно было иметь дело с тем, кто понес личную утрату, и они говорили о смерти как о данности — Роберт только сейчас это оценил.

Морось перешла в ливень, когда Роберт приблизился к склепу Элспет. Благоговейно опустив зонт, он присел на ступеньку, спиной к медной двери. Запрокинул голову, прикрыл глаза. Менее часа назад он проходил здесь с экскурсией. Рассказывал туристам о крайних мерах, которые ввели викторианцы из страха быть похороненными заживо. К его огорчению, склеп Ноблинов стоял на одной из главных аллей, так что каждая экскурсия проходила мимо Элспет, и Роберт внутренне содрогался, когда вел праздных зевак мимо небольшого сооружения с ее фамилией. Когда здесь покоились только члены ее семейства, у него не возникало угрызений совести — с родней Элспет он никогда не был знаком.